Дара Преображенская - Воин храма «Золотой Дракон». Часть 2

Не знаю, сколько мне пришлось так ждать, когда я увидел, что дверь ворот вновь открылась, и оттуда вышел знакомый привратник.

Он подошёл ко мне и сказал:

– В монастырь Шао-линя не проходят чужаки. Мы не знаем, кто ты и откуда. Следуй своим путём, юноша.

Когда за ним закрылась эта заветная дверь, я был в полном отчаянии. Несколько раз я постучался в дверь и изо всех сил закричал:

– Откройте! Разве монастырь не является убежищем для одиноких путников! Я – монах из монастыря Золотого Дракона, вы должны знать нашего настоятеля, г-на Чонга!

Но сколько бы я не кричал, не стучался в дверь ворот, ответ оставался нулевым. Я сел под дерево, одиноко стоявшее на поле на подступе к горе Су-шань. Оно было таким же одиноким и брошенным на произвол судьбы, как и я, Ли-нюань, ни воин, ни целитель, никто…

Я взмолился, мысленно обращаясь к своему Учителю.

«Что же мне делать? Куда идти? Где искать этого загадочного учителя Сингха, к которому Вы направили меня? Может быть, мне направиться во дворец Императора и стать его самым лучшим и прославленным воином? Но тогда я не выполню своего предназначения, или сделаю то, к чему совсем не склонна моя душа. Я не хочу почестей, не жажду власти, а стать прославленным воином предусматривает то, что я должен буду готов всё это получить, как и познать дворцовые интриги и силу золота».

Я сел под дерево, которое хоть немного могло защитить меня от ливня и подумал: «А, может быть, Великий Будда когда-то точно так же, как и я теперь, сел под дерево и познал Истину? Может быть, он сидел так и в дождь, и в слякоть, и в солнечные дни, и медитировал, чтобы однажды дать миру своё учение?»

Я сам удивился тому, что меня волновали эти вопросы в то время, как раньше я никогда не задумывался над такими вещами. Проситься обратно в стены монастыря было бесполезно, я смирился со своим положением. Это – не задача интуиции, а ума – объяснять и просчитывать возможности, решения, вспомнив о том, что святой Бодхидхарма провёл в медитации 9 лет возле стен монастыря, подавая тем самым пример остальным монахам.

Нередко некоторые монахи так и попадали в стены монастырей, и я слышал об этом.

Учение дао кроме созерцательности базируется ещё и на интуиции, хотя, как ты понимаешь, интуиция следует из созерцательности и наоборот. Вновь одно вытекает из другого. Гексаграммы «и-цзин» – лишь символическое изображение процессов, происходящих в космосе и во вселенной.

……Я не помнил, сколько времени я провёл так под дождём, словно, древний Бодхидхарма совсем не замечал падающего на его голову снега.

Интуиция подсказывала мне, что нельзя уходить от стен Шао-линя, что я несомненно получу нечто важное здесь. Но что? Это я не знал.

Интуиция даёт нам правильные решения, но она не объясняет, почему мы должны выбирать те или иные пути, чтобы в итоге оказаться в выигрышном для себя положении. Это – не задача интуиции, а ума просчитывать возможные решения. Дамо говорил: «Достигнуть Будды можно лишь длительными упражнениями не только духа, но и всего тела». Тело и дух равны по силе, и только равное их положение даст «Будду».

Ты часто слышишь такие слова: «Если дух здоров, то и тело здорово». Или наоборот: «В здоровом теле здоровый дух». На самом деле ничего нельзя умалять и придавать чему-то второстепенное значение. Об этом мне говорили Мастер Цинь и учитель Ноу. Этого же взгляда придерживается учение дао.

Так я сидел под деревом и размышлял.

Вечером к моему удивлению двери монастыря вновь открылись, и ко мне спустился всё тот же привратник в шафрановой мантии. Ничего не говоря, не подавая своего голоса, юный монах поставил передо мной миску с какой-то похлёбкой и удалился в монастырь. Дождь утих, но всё ещё накрапывал.

Когда ты несколько часов просидишь под сплошным ливнем, то умеренный дождь, последующий после этого, ты воспринимаешь, как благо, а не как наказание. Я совсем не замечал его. Да и к чему всё это, если цель ускользала от меня. К чему мне жизнь, когда я не могу воплотить в неё то, что мне дано? Лучше умереть, чем много лет исполнять не предназначенные тебе обязанности.

По памяти я прочёл несколько мантр, которые помнил и которым был обучен в монастыре «Золотой Дракон», а затем приступил к почти уже остывшей похлёбке.

В тот миг она показалась мне безвкусной, хотя еда монахов не отличается никогда особым разнообразием. Похлёбка представляла собой смесь бамбуковых ростков и сои с какими-то приправами.