Ольга Моисеева - Путь Орла

Слова Мариши тогда заставили меня задуматься над многим. Я действительно никогда не замечала того, что порой взгляд Андрея становился жёстким; мне вдруг подумалось, что Мариша специально это сказала, чтобы уколоть меня, раз я не питаю и никогда не питала симпатии к Эдмонду. Таким образом она решила мне отомстить. Я пообещала себе, что отныне буду более внимательна по отношению к Андрею, как-никак он – мой будущий муж, будущий отец наших детей.

Правда, я ничего такого не заметила. Взгляд тёмно-карих глаз Андрея был полон нежности и любви. Хотя одна деталь меня по-настоящему действительно напрягла. Однажды я была занята уходом за садом (на будущий год я пообещала нанять себе опытного садовника, который был у всех соседей и это являлось реально оправданным ввиду моей занятости), Андрей сидел в шезлонге на террасе, увитой вьюнком, и почитывал газеты. Мирная семейная атмосфера – это то, о чём я всегда мечтала, и вот моя мечта сбылась, здесь не хватало лишь моей бабушки с самоваром и плюшками, и родителей за столом…..

– Юль, а действительно тот алмаз, вправленный в ожерелье, который считается семейной реликвией, имеет необыкновенную силу?

Я отряхнула корень розы от земли и посадила его в специально выкопанную ямку. Розы я люблю, действительно, они выглядят очень красиво, если их умело разместить в саду, как говорил мой дизайнер.

– Я не знаю, Андрей Так, во всяком случае, говорит письмо бабушки, которое я нашла в столе ещё на старой квартире после её похорон.

О том необыкновенном свете, который я видела тогда, оставшись возле банковской ячейки, исходивший от алмаза, я не стала вновь упоминать. Андрей перевернул газетный лист и начал читать другую статью.

– А почему ты спросил об этом?

– Просто…..подумал, может, мы устроим здесь бассейн такой же, как и у твоей подруги?

– Но при чём здесь ожерелье?

– Алмаз можно продать по очень хорошей цене.

– Я уже говорила тебе, Андрей, что не стану этого делать. Семейные реликвии не продаются.

– Ты всё ещё не можешь расстаться со своими суевериями?

– Это – не суеверия.

Я обрезала куст смородины, и теперь он смотрелся аккуратно, ещё немного, и сад будет приведён в приличное состояние. Полюбовавшись на свою работу, я посмотрела на Андрея. Он сделал вид, что внимательно читает хронику.

– Тебе нравится? – спросила я его, кивнув на преобразившийся куст.

Он безучастно кивнул:

– Неплохо.

И всё же, этот разговор оставил у меня осадок. А что, если Мариша права, и Андрей со мной не потому, что он меня любит, а потому, что у него есть сугубо личный интерес?

…..Пламень костра на сцене разгорался всё сильнее и сильнее, так сильно, что заполонил собой всё пространство вокруг. Слышалось пение жрецов, которые благодарили своего идола и бросали в огонь многочисленные охапки трав и хвороста. Действо завораживало. Особенно мне нравилась сцена, где Норма, признавшись в том, что любит давно римского проконсула, принимает решение пожертвовать собой перед всеми друидами.

А затем наступает решающая кульминация, когда Поллион восходит на костёр вслед за Нормой. Раньше у меня на глазах всегда проступали слёзы во время этой последней сцены, но не сегодня.

Я думала, что между мной и Андреем пробежал холодок особенно в последнее время, когда он всё чаще и чаще начал задерживаться на работе, слишком часто уезжал в командировки – намного чаще, чем каких-нибудь полгода назад. Я думала над этим, хотя и за сценой с интересом продолжала наблюдать. «Норма» – одна из моих самых любимых опер, и в роли Нормы лучше всех играла Мариша. Она была непревзойдённой во всех трёх постановках Ла Скала.

Норма допела свою арию и трагически сделала шаг в костёр, за ней последовал Поллион, распрощавшись с этим миром навсегда. Зал вновь загудел оглушительными аплодисментами, когда римский проконсул допел последние аккорды своей арии изумительно красивым тенором.

– Браво! Браво!

Зрители встали, на сцену полетели охапки цветов. Занавес. Когда он повторно открылся, вся труппа целиком и участники симфонического оркестра вышли на поклон.

– Браво! Браво!

Послышалась итальянская речь живая и холеричная, но в этом потоке голосов я с трудом разобрала отдельные реплики, хоть и неплохо владела итальянским. Я смотрела на счастливое лицо Мариши и была горда за неё в том, что с каждым спектаклем она выкладывалась по полной, не позволяя себе халтуры и посредственности.

– Молодец, Мариша! – воскликнула я, – горжусь тобой!