Дара Преображенская - Дневник одиночки

Принцесса стояла в голубом комбинезоне, длинные белокурые густые волосы были аккуратно зачёсаны назад и завязаны ярко-алой лентой. Говорят, алый цвет приносит путешественникам удачу, это она слышала от хироманта – коренного жителя Марса с зелёной крокодильей кожей и абсолютно жёлтыми глазами с маленькими голубыми зрачками. Часть марсиан носила фиолетовые волосы под воздействием естественных природно-климатических условий. Эти волосы в точности напоминали волосы Формозы, которая во всём следовала за своей госпожой, если не считать, что Формоза не была человеком. Она принадлежала классу очеловеченных роботов – одна из последних моделей Пьера Лаверзини – великого изобретателя своего времени. Формоза могла передвигаться в пространстве, как обычный человек, выполнять кое-какую работу, связанную с улучшением быта, но она была неспособна что-либо чувствовать, хотя профессор давно занимался конструированием образцов с полной программой человеческих ощущений. Пока ему это не удалось – Бог оказался намного совершеннее в Своём изобретательстве, нежели смертный человек.

– Дальше Вы не продвинетесь, принцесса, – произнёс Мистрис на этот раз более твёрдым голосом.

Сатилия сделала два шага назад, нахмурила брови, она и не думала, что кроткий слуга превратится в серьёзное препятствие, однако кротким сегодня его нельзя было назвать.

– Но почему? Я требую, чтобы ты объяснился, Мистрис, иначе я окончательно рассержусь на тебя.

– Потому что я дал клятву беречь Вас как зеницу ока, а от землян не приходится ждать ничего хорошего. Всем известно об их вероломстве.

С этими словами Мистрис расстегнул молнию на своём комбинезоне, оголил смуглую красивую грудь с каким-то знаком, выгравированном золотом прямо на живой коже. Знак представлял собой окружность, разделённую ровно на две половины.

– Что это?

– Клятва верности, принцесса.

– Но что он обозначает?

– Единое целое и Всевидящее Око. Десять лет назад я умирал, но Ваш отец спас меня от тяжёлой болезни, посланной сюда астровегитянами. С тех пор я поклялся на священном огне, что буду охранять Вас, после чего мне разрешили пройти обряд в Священном Храме Совета Владык.

– Если ты действительно преданный слуга своей принцессы, исполни мою единственную просьбу, доставь меня тайно на Землю.

Мистрис опустил голову:

– Не могу, Выше высочество, потому что идёт война.

В порыве она упала перед ним на колени, из голубых глаз полились прозрачные бусины слёз, Мистрис ощутил крайнее замешательство, раньше он и не предполагал, что Земля – этот космический отброс, так много значит для самой красивой женщины во Вселенной, которую… которую…

– Пожалуйста, – взмолилась Сатилия, глядя в его тёмно-карие глаза, – хоть ты и дал клятву, но я хочу побывать на родине своей покойной матери.

– Вы хотите сказать, что Ваша мать – королева Марса была землянкой? – теперь изумлению дворецкого не было предела.

Она сняла перстень с левого безымянного пальца и протянула его слуге.

– Перстень мне достался от матери, отец всегда говорил, что это – священная реликвия её древнего рода.

Мистрис принялся разглядывать маленькое совершенство ювелирного искусства. Камень был сделан в виде круга, а в его центре на совершенно чёрном фоне в потоке звёзд плавала Земля – голубая жемчужина космоса, она была гораздо нежнее, чем красный агрессивный Марс.

– Неужели это правда? – спросил Мистрис, возвращая перстень его владелице.

Сатилия кивнула.

– Если ты предан мне, то должен сохранить эту тайну навсегда.

– Сюда кто-то идёт, нам нужно поторопиться, наверное, обход стражи.

Они оглянулись на Формозу, регистрирующую в своём совершенном электронном слуховом аппарате малейший шорох.

– Встаньте, принцесса, Вам не к месту стоять передо мною на коленях. Мы летим, но только в том случае, если я буду сопровождать Вас.

Ночное небо с мириадами звёзд улыбнулось ей, и где-то там вдалеке мелькнула далёкая голубая планета.

«Здравствуй», – прошептала она ей

«Здравствуй», – ответила Сатилия.

Серебристый космолёт покинул Марс, и вскоре все трое они очутились среди безбрежного тёмного пространства космоса.

«Простите, отец», – думала Сатилия, приближаясь к земной орбите, – но я должна была сделать это. Меня позвало моё сердце».

…И прозрачная речка под небом стелется,

И оранжевой стала земля от заката,

Может, когда-нибудь в счастье поверится,