Геннадий Белошапкин - К полярным островам

В семьях, как правило, было двое и более детей. Свои огороды, участки, приемлемая заработная плата, снабжение, возможность получить квартиру, детям образование и обеспеченность детскими садами, яслями и школами – все это породило уверенность в завтрашнем дне. Народ почувствовал себя, если не счастливым, то немножечко самостоятельным, свободным в выборе пути.

В Майне семье Киселёвых выделили трехкомнатную квартиру в деревянном двухэтажном доме по улице Гагарина, бывшей Сталина. Этими «ГЭСовскими» домами, как их называли в поселке, застроили картофельное поле, футбольный стадион и все свободные места. Ближе к Енисею, за старыми бараками и известковыми ямами, начали строительство новой четырехэтажной школы. Отремонтировали деревянный клуб с колоннами и козырьком на входе. Внутри – большое фойе, балкон. Сбоку был вход в поселковую библиотеку. В поселке располагались магазины, кафе-столовая, баня, ТЭЦ, гараж, милиция и старое здание обогатительной фабрики. На берегу Енисея к причалу подходили речные суда, небольшой лесозавод обрабатывал древесину из окрестной тайги. Рядом, через ручей вдоль улицы Горной, где в одном из домов проживала семья Парфеновых, была гора Баштак. В конце этой улицы перевал, а за ним долина и поселение Бабик у ручья Уй. В 30-х годах для орошения степи вдоль Баштака и Екатерининской прорыли канаву, где жарким летом рядом с утками купались ребятишки. Зимой катались на коньках, а отчаянные пацаны спускались на лыжах и санках в канаву. Водозабор располагался на реке Уй. Еще за поселком на летний сезон открывался пионерлагерь «Сокол», в котором отдыхали дети из Майны и окрестных сел.

Толя был младшим среди братьев и в своих отношениях с окружающими вынужден надеяться не на физическую силу, а на ум и сообразительность. Тем более работающие родители не могли уделять каждому ребенку должного внимания и защиты. В доме было двойное мужское превосходство и всегда поощрялась физическая сила, умение и сноровка в домашних делах. А мужики в Сибири изначально были добытчиками и защитниками. Они с детства работали по дому и огороду, а уж колоть дрова, носить воду, поливать, полоть, окучивать – деревенские жители умели исконно по-сибирски, как их предки насельники, первопроходцы, охотники и рыбаки.

Предки Киселёвых, по отцовской линии, переселились в Лежнево из голодного Казахстана после войны. Со стороны матери корни глубоко уходили в окрестности и сам райцентр – Лежнево. Бабушка Валентина, как и её прародители всю жизнь проработала на Лежневской ткацкой фабрике. Времена были тяжелые, снабжение по карточкам, выживали за счет своего небогатого хозяйства и огорода. Толины братья Олег и старший Николай росли вольно, взрослели быстро, рано вкусили сладкий пирожок свободы, что было связано с переездами их семьи, заботами родителей по обустройству на новом месте, их вечной занятостью в хозяйственных делах и на работе. А ребятам в их возрасте нужно было утверждаться, но не умом или благими делами, а дерзостью, юношеской наглостью и желанием верховодить, выделяться силой и нахрапом. Анатолий не стоял в стороне, но приобрел такие качества, как независимость в поступках и самостоятельность в суждениях, перешедшие постепенно в характер, что очень помогло ему в дальнейшей жизни. Его усидчивость, спокойствие и мальчишеская любознательность рано привели его к книгам, живописи, фильмам. Ему хватало фантазии в играх и забавах. Он не умел скучать и в дальнейшем старался «не скучнить жизнь» – по выражению писателя Олега Куваева.

Зимними вечерами, чтобы дети не бесились и успокаивались перед сном, их мудрая мама читала им детские книжки. Иногда крутила диафильмы, которые проецировали на растянутую на стене простынь. Трое мальчишек представляли в своем возрасте взрывоопасную смесь и нередко только папины ремень и подзатыльники, а не миротворческие увещевания матери могли успокоить этих юных бесенят.

Перед первым сентября отец выносил табуретку во двор дома и начинал крайне болезненную процедуру – подстригать ручной машинкой детей, обросших за летние месяцы вольной жизни. Если дочку, жалея, стриг ножницами, то парням отхватывал непокорные вихры и буквально выгрызал тупыми ножами машинки ребячьи макушки и затылки. Визг и писк пацанов заглушали бравурные песни и марши, передаваемые по выходным из репродуктора на столбе. Эта процедура проходила раз в месяц.

Потом чуть ли не строем вел их в баню, что была на улице, ведущей к Енисею. Сначала все отправлялись в парилку, где голые мужики сидели на верхних полках в клубах обжигающего пара, кряхтя, охая и ахая, хлестали себя до красноты березовыми вениками. У многих мужиков были наколки – часто Ленин, Сталин, танки, пушки, женские профили и разные слова. На теле заметные отметины войны – шрамы, отсутствие пальцев, а то и рук, ног. Дети, посидев немного на нижней полке и не выдержав жары этой преисподней, выскакивали из парилки и бежали в душевое отделение, где, толкаясь и фыркая, долго плескались под душем. Потом отец, розовый и распаренный, долго обрабатывал их шахтерской мочалкой, намыливал головы, обстриженные ручной машинкой. В заключении по очереди окатывал детей теплой водой из тазика и они, уже чистые и розовые, как поросята, выходили в раздевалку. После бани взрослые обычно отправлялись в буфет выпить разливного пива, а ребят баловали газированной водой с добавлением сиропа. Здесь же можно было подстричься, побриться и спрыснуть лицо одеколоном из пульверизатора. Одним словом, баня была чистилищем местного разлива.