Сьюзи Кроуз - Валенсия и Валентайн

Питер выглядел смущенным, но не менее дружелюбным. Откинувшись на спинку стула, он почесал колено и указал на фотографию картины, приколотую к стене за ее компьютером.

– Ваша работа? – спросил он.

Валенсия покачала головой:

– Моей бабушки. – Она постаралась, чтобы ее голос звучал ярко – не неоново-розово и даже не пастельно. Скорее лилово . Она попыталась улыбнуться и почувствовала себя так, словно старается продать ему подержанную машину или всучить какую-то гадость.

Картинка с птицей была попыткой обрести покой и счастье. Бабушка написала ее много лет назад, но недавно картину продали на местном благотворительном аукционе произведений искусства. Мать сфотографировала ее и отправила снимок Валенсии, прежде чем отнести оригинал в общественный центр. Жест внимания и отчасти укора – Валенсия давно не навещала свою больную бабушку.

Валенсия принесла фотографию на работу и прикрепила ее к стене с помощью канцелярской кнопки. Поначалу ее побудило к этому чувство вины, но была также мысль, что, возможно, ей нравится сама картина и ее создатель и что картина принесет ей радость.

Иногда она пристально смотрела на нее, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, ожидая подтверждения, что испытывает что-то похожее на счастье, но всегда находила только чувство вины.

Неудачная попытка обрести нормальную жизнь и счастье обескураживала, но не удивляла: птица оказалась совершенно неэффективной. Она не принесла счастья и просто составляла ей компанию и напоминала о ее недостатках – очень похоже на ситуацию с Луизой, которая не столько помогала Валенсии с ее проблемами, сколько каталогизировала их, кивала на них и подбирала к ним названия.

– Вау, – сказал Питер. Она почувствовала, что картина произвела на него впечатление. – Хороша. Стоящая вещь.

– Она умирает, моя бабушка. Это птица, – сказала Валенсия. Все шло не так. Плохо. Или отлично? Ей не с чем было сравнивать. Может быть, они флиртуют? Может быть, стоит рассказать ему о ее путешествии? Рассказать о психотерапии и Луизе? Она умирает, моя бабушка. Это птица. Мне так жаль. Я боюсь самолетов и дня рождения, поэтому принимаю таблетки, от которых мой мозг превращается в нечто похожее на жвачку для рук.

Валенсия заметила, что сидит с открытым ртом. Неужели она сказала все это вслух? В старшей школе она всегда беспокоилась из-за того, что высказывает свои мысли вслух, не осознавая этого, и что все притворяются, будто ничего не слышали, щадя ее чувства.

Потом она заметила, что руки у Питера дрожат так же сильно, как и у нее, и ей стало немного легче. Может быть, руки дрожат у всех при знакомстве с новыми людьми. Он еще раз посмотрел на умирающую бабушку-птицу и одобрительно кивнул, а когда заговорил снова, отвел глаза в сторону.

– Так вы давно здесь работаете?

Прежде чем она успела ответить, раздался громкий треск и Питер рухнул на пол у ее ног, размахивая конечностями, как резиновая ветряная мельница. Дешевое офисное кресло не выдержало, когда он откинулся на спинку, и разломилось пополам. Роботы-клоны вскинули головы и тут же – в идеальном унисоне – снова уткнулись в свои компьютеры.

Валенсия замерла. Обидится ли он, если она засмеется? Не почувствует ли себя неловко, если она не засмеется? Смутится ли в любом случае? Выглядел он так, словно обдумывает аналогичный набор вопросов. Лицо его приобрело цвет томатного соуса.

Это была уже вторая картина из серии. Валенсия представила их в художественной галерее – выставку о своей жизни, с милой маленькой табличкой: « Плохо разбираюсь в людях: Исследование неловких социальных взаимодействий ».

Между тем тело уже начало принимать решения, не дожидаясь, пока это сделает мозг. Она поймала себя на том, что кивает и извиняется, говоря, что ей нужно спросить кое о чем Норвина, менеджера, как будто вопрос требовал незамедлительного решения и она не могла сначала наклониться и помочь Питеру подняться на ноги. Уже уходя, Валенсия поняла, что с социальной точки зрения приняла неверное решение, но было слишком поздно. История ее жизни. Взаимодействие с окружающими – двойка.

Она остановилась, оглянулась через плечо и увидела, что Питер смотрит ей вслед.

– Я, э-э… – начала она, но потом покачала головой, виновато улыбнулась и устремилась по проходу со скоростью, превышающей ту, с которой следует передвигаться в офисе.

Она едва успела заметить какого-то мужчину со стопкой бумаг, а потом кто-то сказал: «Уф!», бумаги полетели на пол, и до нее не сразу дошло, что уж теперь виновата она одна.