Аркадий Клинов - Сила семейных уз. Почти достоверная история нескольких поколений одной семьи

– Здесь вчера была облава на евреев. Люди говорят, были слышны выстрелы.

У Фани всё опустилось внутри. Задрожали колени. Она пыталась совладать с собой. Но это ей не удавалось. Мужчина, сжалившись над ней, сказал тихо, но уверенно.

– Идите домой. Здесь не безопасно. Убитых вчера забрала спецмашина и увезла куда-то, скорее всего на склады, куда свозят всех евреев. Идите домой.

Фаня шла домой не видя чётко дорогу. Глаза заволокли слёзы, а в голове стучала одна и та же мысль: «Как я могла. Как я могла». Последние недели были настолько полны событий, что она совершенно перестала думать об опасности, поджидающей её родителей. Почему она не настояла на их отъезде. Она же хорошо понимала, как не безопасно им всем здесь оставаться. Понятное дело, она не зависела от себя. У неё на работе все действовали по приказу. Но родителей это не касалось. «Им надо было уехать», – повторяла она про себя опять и опять, и тут же появилась бичующая мысль. «Сейчас об этом поздно думать». Её поведение и почти равнодушное спокойствие не имели никакого оправдания. Во всём виновата была только она сама.

К концу декабря был издан новый приказ, принуждающий всех евреев в течение трёх дней выехать на постоянное место жительства на Слободку. В приказе указывалось, что лиц, уклоняющихся и пытающихся скрыться, неминуемо при поимке ждёт расстрел без всякого расследования. Всех местных жителей, включая дворников, обязали докладывать в местное домоуправление и полицейские участки о тех евреях, которые попытаются спрятаться и не захотят выполнять указанное предписание. В приказе также говорилось о том, что всё имущество, имеющееся у евреев, должно оставаться на местах, а ключи должны быть отданы в местное домоуправление.

2 января 1942 года все евреи, за исключением каких-то двух-трёх сотен всё же решившихся приказу не подчиниться, были перемещены на Слободку в созданное там для них гетто. Основными местами, в которые загоняли евреев, были бывшее общежитие Института водного транспорта и пустовавшая с начала войны суконная фабрика. Некоторым повезло и их расселили в частные дома. Тем не менее, всех, кто оказался либо в частных домах, либо тех, кто попал на фабрику или в общежитие, к концу февраля опять повыгоняли, на сей раз заставляя идти к железнодорожной станции Сортировочная. Здесь их ждали товарные вагоны, ранее перевозившие свиней, в которые их бесцеремонно позаталкивали при помощи прикладов ружей и автоматов, набивая каждый вагон до отказа, так что люди могли стоять только навытяжку, уткнувшись друг другу в спины. Переполненные поезда привозили людей в Березовку, а оттуда людей пешком гнали в приготовленные для евреев сельские лагеря смерти: Доманёвка, Ахмачетка, Богдановка и другие.

В начале марта попала на Слободку и моя мама. Кто-то из сотрудников больницы заявил в полицейский участок, что мама еврейка, и её тут же отправили на Слободку. К тому времени губернатор Транснистрии Алексяну по распоряжению румынского короля Михая уже успел издать приказ, отменяющий казни и массовые уничтожения евреев. На Слободке буквально за три недели до маминого прибытия открылась еврейская больница под руководством врача-румына. Маме повезло вдвойне и как провизору, окончившей фармацевтический институт в Бухаресте, и как человеку, свободно владеющему румынским языком. Её тут же взяли в больницу работать фармацевтом. Она изготовляла лекарства из того скудного материала, что ей удавалось выбить у администрации, и выдавала эти лекарства еврейским медсёстрам для лечения всех, кто попадал из гетто в больницу. Так она проработала до конца апреля. А потом её с группой медицинского персонала всё же отправили в концлагерь, в Богдановку.

Богдановка в мае 1942 года уже не считался лагерем смерти. Продолжающие прибывать евреи больше не подвергались тем садистским, обязательно со смертельным исходом истязаниям, которым подверглись их предшественники. Сыпной тиф, распространившийся в первые месяцы существования лагеря, удалось погасить, правда, благодаря злодейскому кровопролитию и расстрелам десятков тысяч людей. После приказа, отменяющего массовые убийства, евреев стали посылать на сельскохозяйственные работы. И хотя работать приходилось с утра до ночи, и люди также продолжали недоедать, и спали они как правило на земле, находясь в антисанитарных условиях, одно сознание, что их не расстреливают и не сжигают, давало толику надежды на возможное спасение, ожидавшее их впереди.