– Глупости, я просто ударилась о журнальный столик.
– Я же не дурак, у вас синяк полукругом расположен, как раз по обхвату руки, столы таких следов не оставляют, а вот пальцы человеческие – вполне.
– Ещё кто-то в кофейне знает об этом? – нервно сжимая пальцы, спросила я.
– О чём? Что вас избивает муж? Называйте вещи своими именами.
– Ну так знает? – нетерпеливо произнесла я.
– Я не говорил. Догадки, возможно, витают.
– Никто не должен был узнать, – я тяжело опустила голову на руки.
– Я понимаю, вы ужасно себя чувствуете и ненавидите меня. Это совершенно нормально, потом вы почувствуете облегчение, – уверенным мягким голосом произнёс он.
– От чего? – взглянув на него, спросила я.
– Что смогли поделиться.
– А с чего вы взяли, что я вообще хочу этим делиться?
– Боль тяжело проживать в одиночку. И ваш блокнот, вы безумно желаете выговориться, иначе бы не писали об этом.
– Значит, вы всё-таки читали? – закусив губу, спросила я.
– Никогда бы себе такого не позволил. Я просто наблюдал и сделал выводы. Кстати, мы так и не познакомились. Сергей, – он протянул руку.
– Мне пора, – оставив его жест без внимания, я встала, собираясь уходить.
– Вы никогда не хотели от него уйти? – поднимаясь вместе со мной, тихо спросил он.
– Хотела, миллион раз, и столько же находила причину остаться.
– Ложную, – резюмировал он.
– Для меня – настоящую.
– Я хочу, чтобы вы знали: в том, что происходит, нет вашей вины, и из этого есть выход, – доверительно произнёс он, глядя мне в глаза.
– До свидания, Сергей! – грустно улыбнулась я. Направившись к выходу, вдруг остановилась и, обернувшись, произнесла: – Вы спрашивали про имя, Юля, меня зовут Юля.
Выйдя из кофейни, я облегченно выдохнула: он был прав, ярость меня больше не наполняла, и я почувствовала, как сжимавшие мою грудь тиски ослабли.
***
Дима лежал в гостиной перед телевизором, вытянув ноги на пуфике. Я наблюдала за ним, прислонившись к дверному косяку. Почувствовав моё присутствие, он обернулся и, помахав рукой, бодро произнёс:
– С возвращением, дорогая!
Я улыбнулась и опустилась на диван рядом с ним.
– Ты выглядишь уставшей, – обнял меня он.
– Сложный день, – вздохнула я и положила голову ему на плечо.
– Как насчет всякой дряни и хорошего сериала? – он протянул мне чипсы.
– Отличная идея!
Мы смотрели «Игру престолов» 2 2 Американский сериал, созд. Дэвид Бениофф, Д.Б. Уайсс, 2011 г.
, как пара подростков громко смеялись отпускаемым друг другом шуткам, поедали снеки и держались за руки.
– Хорошо, что у тебя нет драконов, а то от бедной Наташи осталась бы сегодня только горстка пепла, – смеясь, сказал он.
– Не могу сказать, что меня бы это расстроило, – небрежно бросила я, устраиваясь на подушке поудобнее.
– А что бы стало со мной?
– Ты бы уцелел. Огонь не может убить дракона, – запуская свои пальцы меж его, произнесла я.
Он довольно ухмыльнулся и коснулся своими губами моих губ.
Сегодня мне было хорошо рядом с ним, и я его любила. Вчера забылось, а завтра ещё не существовало.
Качели в моей жизни продолжались, и я чувствовала, что меня скоро укачает.
– Опять он тебя ударил, да? Да что же это такое, никак неймётся ему! – вздыхала тётя Надя, прикладывая лёд к маминой губе.
– Да я сама виновата, полезла под горячую руку.
– Ой, ничего не говори, и я такая же была, пока мой не издох, царствие ему небесное, – перекрестясь, горячо произнесла соседка. – Ведь сколько раз себе говорила: ну не лезь ты, Надя, не лезь. Нет, всё равно на рожон иду.
– Вот о том я и говорю. Сами виноваты, а потом сидим тут, плачемся.
– Дуры-бабы, что с нас взять. Ну да ладно, утечёт вода, не оставит следа.
Подслушивая такие разговоры на кухне, я всё больше убеждалась в нормальности нашей жизни, принимая, как неотложную истину, неизбежность насилия и нашу вину в этом. Способствовали тому и постоянные увещевания мамы, что у нас всё хорошо. Вот только я никак не могла понять, почему мне так страшно находиться в этом «хорошо». Я боялась до дрожи пьяного отца и ненавидела за то, что он избивал маму. Что-то внутри меня продолжало противиться кроткому принятию насилия, и я постоянно металась, не зная, к какой гавани пристать: довериться своему внутреннему ощущению о неправильности происходящего или довериться взрослым, которые должны были вести меня и оберегать.
Я не понимала мир, и он в ответ не понимал меня. В детском саду дети отказывались со мной играть, потому что у меня были странные игры. «Сами вы странные», – думала я, глядя, как они от меня шарахаются. В моих играх не было счастливых семей. Вернее не так, были счастливые семьи в моём понимании. Где папа бил маму, родители били детей, и у них было всё хорошо. В разыгрываемых мной сценах всегда были одиночество, боль и страдание. Я играла жизнь, которую видела, выхватывая из неё всё самое жестокое, ведь именно оно казалось мне правильным. Маме было некогда вникать в мои игры. Тем более, играла я всегда очень тихо или про себя, чтобы не нарушать покой отца. Она лишь однажды заметила, как я бью куклу.
Читать дальше