Александр Минеев - Были

– Короче, сейчас – перекур, как раз в автолавке отоваримся, а после я к тебе прихожу, мы тебе дрова заготавливаем, баню берём. Закуска твоя, за мной – всё остальное. А то у меня к тебе вопрос один философский накопился, дозрел до тебя, по-другому сказать. Никак я его в одиночестве не порешаю. Ночью не сплю, даже Люську иной раз в бок толкну, чтобы совместным мозговым штурмом. Одна голова, сам знаешь, хорошо, а полторы всё ж маненечко получше будет. Да только она не желает к этому подключаться, жалко ей своей полголовы, даже четвертинку жалеет: глаза откроет, поймёт, что я опять по другому делу, обматерит меня да на другой бок – дальше храпеть. Так договорились?

Что было делать? Генка был философом и любил попариться. К тому же что-что, а руки у него росли из правильного места. Я согласился.

Мехроч прибыл почти вовремя. Матрёна была с ним. Охая, вылезла из кабины, поздоровалась с ожидавшим их в полном личном составе косолаповским населением и спросила, кто крайний будет.

– Да ладно тебе, тёть Матрён, – сказала Люська, – становись вон первой: ты ж как-никак первей всех сёдни к магазину подошла, – она кивком головы указала на Мехроча, весело распахивавшего в этот момент задние створки фургона.

– Ой, дай Бог ему здоровья, и детушкам его, и жёнушкам всем. Кабы не он, плюхать мне шесть вёрст по колким глинам – вон как враз прихватило, грязь-то застекленела прям, заострилась по комкам-то. Чисто битые горшки. Три версты сюда, считай, по черепкам – да хуже! – да обратно то ж, а ноги-ти прям никуда стали. Ох, старость не радость, молодая была – не понимала, дурья башка, не слышала, что старики говорят.

– А что, дядя Спиридон не с тобой? – Люська строго следовала этикету.

– Да куды ему? Он и в кабину-то не влезет, не то что в кузов. Пусть уж дома побудет, печку потопит да ноги у неё погреет-полечит. Фелшер сказывал, в тепле надо держать, тепло – первое дело при такой хвори, сказывал.

– А что, фелшер к вам приезжал?

– Да вот приезжал как-то, года два или три тому, я уж позабыла.

– А что ж эта нечистая сила тебе в Авдеевке товар не отпустила? – Люська вновь кивнула в сторону Мехроча, который раскладывал немудрёный ассортимент на полу кузова. – Раз уж всё равно заехал, так и продал бы, что вам надо. Что за край такой пожилую женщину по ухабам трясти?

– Дак он хоте-ел, Мехрочушка наш, предлагал, да только я не согласилась: если назад, говорю, из Косолаповки вернёшь меня, дак я лучше прокачусь: всё белый свет повидаю, вас вот навещу, посмотрю на вас, поговорю. Моему, Спиридону-то, опять же расскажу, как тут у вас было. Всё ему повеселее будет.

– Спиридону Тимофеевичу поклон от меня, – вступил в разговор Валерий Дормидонтович, стоявший до этого несколько поодаль. – Здоровья чтоб!

– Да какое уж! – Матрёна махнула рукой. – Только на телевизор и осталось. Сидит да смотрит днями. Днями! Все зенки просмотрел уж, а только и слыхать: «Шантрапа!» Редкостно когда скажет. Так всё молча. Только это и слыхать да «Тьфу!» ещё. Я уж его Христом Богом прошу поругаться, что ль, как он, люди сказывали, умел, когда работал на ответственной. Я, мол, подслушивать не буду, выйду на это время во двор, вредно ведь не ругаясь переживать, я по телевизору слыхала. Так никоим делом в согласье это моё не берёт: только «Тьфу!» да «Шантрапа!» Да так он эту шантрапу выговаривает сердцем, что ли, сказать, особенно «па» криком у него выходит, что страх порой берёт. А то и закашляется, бывает, после «па» этого. Поругайся, прошу, хоть самым срамным словом, не держи в себе! Дак ни в какую! А поклон передам, благодарствуйте! Представленье у меня такое, что доволен он будет.

– Спиридон Тимофеевич – руководитель старой школы! Крепкой закваски! Крепче не было! Под ним работать – это было да! – Валерий Дормидонтович опять отдалился шагов на пять.

Мехроч тем временем разложил товар и пригласительно замахал руками, оскалившись в тигриной улыбке:

– Подходим, старый заказ берём, новый заказываем, что ещё надо сверх заказа – всё тут лежит – выбирай, докупай на ещё больше, кому что надо.

Все впятером мы подошли к фургону. Генка успел сказать:

– Я вот тоже телевизор не вполне одобряю, но от него всё ж коммуникация идёт. Какая-никакая, а коммуникация. Я вот иногда прямо чую её – коммуникацию эту!

Матрёна украдкой тихонечко осенилась.

– А держать в себе – это я согласен: вред один. Верно я говорю, чёрт нерусский? – Генка приветливо поглядел на ещё пуще просиявшего при этих словах Мехроча.