Валерий Рыженко - Мираж

Все та же тропинка проведет вас по шаткому деревянному зияющему дырами мостку, перекинутому через речку, бывшую когда-то в силе, судя по крутым, высоким берегам и могучим вербам, все еще цепляющимся иссохшими корнями за иссохшие берега. За речкой встретится вам колхозная контора – низкорослое покосившееся здание, похожее на сторожевую будку и выкрашенное в густой коричневый цвет, с флагом на фронтоне, украшенном еще вдобавок плакатом с диким краснолицым и улыбающимся молодцом, на которых крепко набили руку иные подручные от искусства. Возле конторы возвышается гора деревянных ящиков, стоят барак, просвечивающийся словно решето, с дустом и другой всячиной, ферма с раскрытой крышей. Вы не услышите веселой песни, шутки, а увидите спутанное травой поле, да две-три фигуры, пропалывающие грядки. Что подумаете вы, глядя на умирающее хозяйство, может быть некогда славившееся на всю округу садами, прудами с рыбой, бахчами, конным хозяйством, трудолюбием рук, задорным словом… Тропинка выведет вас на окраину поселка, к оврагу, куда свозят мусор с поселка, небольшой поляне, по которой бродит привязанный телок. Если вы родились в поселке, то вам вспомнятся зимние овраги, забитые чистым снегом, в которых поселковые мальчишки строили крепости из снега, играли в стежки, катались на санках, а, вернувшись домой, засыпали крепким детским сном, вспоминая задиристых товарищей. Идите дальше. Вместо просторных чистых улиц с бойкими поселковыми пацанами, которых вы надеялись увидеть, стоя на высоком бугру, вы увидите узкие пыльные улочки. Они поразят вас своим безмолвием и отсутствием живого слова. Вы окажетесь в окружении домов с дряхлеющим обветшалым видом запустения, который приобретают они, когда из них навеки уходят хозяева. Вам станет грустно от задыхающихся от жары и пыли тополей, акаций, дощатых падающих заборов, зарастающих бурьяном, которым так щедра земля наша, вымирающей сирени в палисаднике. С недоумением посмотрите вы вокруг и с надеждой увидеть то, что представлялось вам на бугре. Но сколько бы вы не смотрели, вы увидите только тот мир, который природа возвращает себе, когда его отталкивает рука человека. И может быть, воскликнете вы: «Полно. Да так ли это?» И ответите: «Так». И поймете, что нет ничего обманчивей на свете нашего воображения.

Вдоль улиц стоят лавочки, прикрытые целлофаном, чтобы не отсырели доски. А на лавочках сидят старики, прижавшись к забору. Сидят они, согнув спину и опустив как бы в поклоне голову земле. Изредка они поднимают голову и устремляют взгляд в даль, словно отыскивая ту дорогу, по которой им скоро придется уходить. Вы их встретите на каждой улице. Куда бы вы ни пошли… Одеты они в фуфайки, телогрейки, поношенные шинели, валенки, бурки… во все то, что осталось на старость. Вы увидите их морщинистые лица, будто иссеченные рубцами, такие же морщинистые руки, некогда знавшие силу, и глаза, похожие на замерзшие ледяные проруби. Глядя на них, вы подумаете, что когда-то и они были молоды, веселы, гуляли на свадьбах, крестинах, толоках… Работали, отдавая силу и молодость взамен иллюзий, приобретая несуществующие блага и такой же несуществующий мир, который они передавали своим сыновьям. Вы встретите среди них плотников, столяров… всех тех, кого владыки называют народом, создавая их плотью империи и державы и защищаясь их же плотью от других владык, тех, кто строил великолепные замки, хоромы, но никогда не жил в них, выращивал хлеб, добывал соль, но не распоряжался плодами труда своего. Они долго будут смотреть на вас уставшими глазами, из которых уже уходит жизнь, и словно спрашивать, а не видели ли вы их сыновей в городе? Знают ли они, как тяжело им здесь? Некому смотреть за хозяйством, валятся дома, и никто их не поправляет, и они скоро умрут. Если вы пройдете по улицам вечером, вы увидите, что они все также будут сидеть на лавочках и не заходить в дом, так как давно отвыкли уже от своих домов и привыкли к лавочкам под акациями, тополями, сидя на которых они ожидают письма, телеграммы… и, не дождавшись, умирают. Сядьте возле них и поговорите. Только не переубеждайте их. Не разрушайте их мысли и чувства. Вы услышите их тихий немногословный мир, от которого так далеко ушла большая жизнь, дерзко вторгающаяся в тихие уголки наши, какими длинными, окольными путями вела их жизнь к старости. Вы поймете, что они уже ничему не верят и не поверят, что давным-давно забыли они о прекрасных легендах, о счастливой человеческой жизни, смирились с тем, с чем вы еще не можете смириться, и что умрут они, так и не поняв, кто и зачем привел их в этот мир.