Александр Староторжский - Солнце, вино и поджаристый хлеб во Франции

…Самое интересное в работе папы заключалось в его посещении московских ресторанов, в которые попасть было невозможно. Всем невозможно, только не папе и его приятелям. Они приезжали после работы, в 12 часов ночи, в ресторан Националь, когда официально он был уже закрыт. И уверенно прикладывали к запертой стеклянной двери свои документы. Служащий в фуражке медленно подходил, читал, и сонное состояние его мгновенно покидало. Он робко улыбался, энергично гремел какими-то железками… Секунда, вторая… И папа с приятелями по хозяйски воцарялся в ресторане… Надолго. До пятого финала. Кружок избранных.

…Да! Папа очень любил ресторан ВТО (Театрального общества), в котором я провёл несколько лет вкусной, легкомысленной и веселойжизни, числясь хормейстером театра Оперетты. Я и сейчас очень тоскую по этому ресторану, очень известному, манящему и неприступному для обычной публики. Ресторана этого больше нет. Он таинственно сгорел в начале перестройки, вместе с шестью этажами этой знаменитой организации.

В 1954 году папа и мама разошлись. Папа изменил маме с Зоей. Это всех удивило: мама была очень красива, а Зоя- нет. Мама, как все красивые женщины, весело и самоуверенно считала, что женская красота, главная сила на земле. И поведение папы изумило её. Прошло много лет пока мама не поняла, что есть на земле вещи и посерьёзнее красоты. Папа прожил с Зоей всю жизнь, и очень любил её. Она его тоже.

Я, когда подрос, осторожно расспрашивал маму о её жизни с папой. Она рассказала вещи, которые меня очень удивили и огорчили. У папы, оказывается, были любовницы. Одна из них, однокурсница папы по Высшей Школе МВД, звонила маме, и издевательским тоном сообщала, что Володечка проснулся, оделся и поехал домой. Что пахнет он хорошими французскими духами. И что если мама о Володечку потрётся, то тоже будет хорошо пахнуть, а не так, как обычно. Бешенство однокурсницы понятно: любимый Володечка от моей мамы к ней не уходил, и поэтому она постоянно звонила, и портила маме жизнь, надеясь расколоть нашу семью.

Я спросил маму: «А ты изменяла папе?» Мама печально улыбнулась, и сказала: «Ну как ему не изменять?» И рассказала один случай, который, как ей казалось, в какой-то мере объяснял её право на измену.

1948 год. Бал в закрытом Доме МИДа. Стол потрясающий и публика ошеломляющая: среди гостей, несколько детей членов Политбюро и ЦК. Один из высокополётных парней, смеясь, подошёл к папе и сказал, что ходят слухи, что папа может за одну минуту выпить из горла бутылку коньяка. Папа, лихой и азартный, и уже капитально поддатый, сказал, что может. «Вовка!» – сказал парень, – «Если ты это сделаешь, я уговорю отца, отправить тебя вторым секретарём посольства во Францию! Покажешь там класс, этим говнюкам и педикам!» Папа сказал, что никакие посольства ему не нужны. Что он советский студент, и что он может просто по-товарищески показать, какой он мастер алкогольного процесса. Все засмеялись. Мама вздрогнула. Папа взял со стола бутылку коньяка (сбежался народ ещё), и ровно за минуту выпил её из горлышка. Крики, пение, аплодисменты. Но папа, вдруг, рухнул на стул рядом с мамой, и уснул, положив ей голову на плечо. Все рассмеялись, и разошлись. Начались танцы. Парень с друзьями унёс папу в сад, и положил там на скамейку. После этого он танцевал только с мамой. Так состоялась её первая измена. Ну, а потом вторая, и третья. От папы она не отставала…

…Ну, вернёмся в 1954 год. Вернулись. Мама с папой развелись, квартиру разменяли, получили по комнате в коммуналках, и занялись своими делами. А я попал в рай! К бабушке! Жила она с дедушкой, Иваном Емельяновичем, (дед не родной) на Фрунзенской набережной, в большом доме с башенкой. Больше я в Москве домов подобной архитектуры не встречал. Жильцы этого дома въехали в него год назад. Большинство из них были общественные тузы: министры, директора институтов, знаменитые артисты и писатели. Как в него попали мои бабушка и дедушка, непонятно. Потом, через много лет, я догадался: бабушка была любимой операционной сестрой генерал-полковника Вишневского, главного хирурга Советской армии. Он, наверное, и помог бабушке и дедушке переехать из коммуналки в эту шикарную квартиру. Генерал этот был человеком знаменитым, и очень влиятельным. Я, думаю, дедушку эта ситуация основательно покоробила, но он перенёс её мужественно, без выяснения отношений. Он был тактичный, ласковый, добрый армянин, и я его любил не меньше бабушки.

Во время войны он, в звании подполковника, руководил поездом- госпиталем, и там познакомился и сошелся с бабушкой. К Вишневскому бабушку назначили после войны.