Анна берет пачку и держит в поднятой руке.
– Что-то не так? – спрашивает режиссер.
Анна швыряет деньги за балкон. На мгновение открывается замок на отвесном склоне горы над озером.
– Мерзавец!
* * *
«Представьте зал со стеклянным куполом в виде пирамиды на вершине высотки. Перед камином сидит лысый толстый человек во фраке с эспаньолкой на лице. Он бросает в огонь пачку за пачкой из кучи денег, лежащих на ковре…»
* * *
– Подбрасываю горючее в топку паровоза Европы… – зажмуривается толстяк, как кот на солнцепеке, – и в мире происходят непредсказуемые изменения. Я виртуоз в своем деле, а вы?
– Моя фамилия Кирсанов.
– Мне о вас говорили. Вам нужны деньги на фильм?
– Да, на фильм «Европа с изнанки».
– Для чего нам смотреть на изнанку?
– Чтобы увидеть все в истинном свете.
– Нам, богатым людям, нужно видеть только то, что позволяет нам стать еще более богатыми.
– Вы и так богаты без меры.
– Это у бедности есть предел, а у богатства его нет. Что вы можете предложить в качестве компенсации за деньги, выброшенные на ветер?
– Я изобрел машину для заглядывания в прошлое. Хотите взглянуть?
– У меня нет необходимости заглядывать в прошлое. Прошлое мои борзописцы меняют по моему усмотрению, а будущее я сам создаю. Вот если бы вы показали живую сирену или нечто вроде того…
Кирсанов вынимает из шляпной коробки человеческую голову и кладу ее на стол.
– Меня зовут Орфей, – говорит голова.
– Какая разница, как тебя зовут, – заявляет банкир. – Как он языком ворочает при отсутствии теле?
– Посредством философского камня у него в голове. Орфей, расскажи что-нибудь или стихи прочитай.
Орфей закатывает глаза вверх и начинает декламировать:
– О, если бы у тела женского лишь нагота была, доступная для созерцания и формы, гармонии всех сочленений подчиненные, да гладкость кожи, нежность и упругость, пригодная для осязаний, но не было бы плоти, болезнями подверженной и тленью, и стонами лишь выражали восхищенье, и не было бы мненья своего! О, если б было так…
– Ему-то зачем, – спрашивает банкир, – ни рук, ни ног не имеет, не говоря уже обо всем остальном, а все туда же!?
– Поэзия не имеет практического применения, – поясняет Кирсанов.
– Покупаю, – объявляет банкир.
– Я не продаюсь, – заявляет голова.
– Все-е продается, – машет рукой банкир, – все… Вот вам чек на сто тысяч фунтов стерлингов. Положите фетиш в стеклянную колбу, там, на столе перед зеркалом. Будет лежать под стеклом и гостей потешать р о ссказнями.
– За чудо всего лишь сто тысяч? Вы – шутник, господин банкир.
– Фокусники! – восклицает банкир. – Мое состояние, вот настоящее чудо! Вы властелин мира иллюзий, а я вот этого мира, – топает он ногой в пол.
* * *
«Наивный человек! Властелин тот, кто усилием воли творит чудеса. Банкир попросил показать «живую сирену… цитирую… или нечто вроде того». Я – показал, он заплатил за показ. Не моя вина в том, что артефакт исчезнет уже через час. «Видения… цитирую… не имеют практического применения».
«Ничего унизительного мы не увидели».
«Вместо того, чтобы самому гоняться за властью и деньгами, я позволил Фортуне распоряжаться собой, совершив в юности унизительный ритуал подчинения ей во сне, а по прошествии лет наяву. После вопросов, которые обычно задают участники церемонии новому брату при вступлении в орден Кинжала и Розы о верности ордену, о согласии отдать свою жизнь на заклание или кого-нибудь вместо себя и прочие глупости, соответствующие моменту, Фортуна приступила к исполнению весьма унизительного ритуала, для которого эвфемизм еще не придуман – посвященные, впрочем, знают, о чем идет речь. Несмотря на то, что происходящее являлось лишь воспроизведением на экране сновидения, ритуал был соблюден, и я мог бы занять место властелина, если не мира, то Европы, во всяком случае, но отказался, чтобы стать режиссером».
«Вундеба! – восклицает генерал. – Манифик! Вот то, что надо! Чем закончился сон?»
«Просыпаюсь и… что же я вижу!?»
«И… что?»
«То, что во сне, то и наяву!»
«Представьте, теперь, что вам снится сон. По трамвайным путям между двумя рядами красных стволов соснового леса в Сокольниках идет генерал: какое-то время вы будете смотреть на мир его глазами. Трамвай останавливается и задним ходом возвращается. Двери раскрываются. Вы берется за поручни, но получаете удар электричеством. Девочка подает руку: „Не держитесь за поручни. Мы специально ток подвели, чтобы любопытные дальше порога не шли“. Вы заходите и с удивлением осматриваете оранжерею в трамвае, из которого вынули сидения, а вместо них поставили статуи и вазы с цветами».
Читать дальше