Андрей Титов - Город - крайние известия. Новейшая история Глуповского края

Однако, наследием от прежнего персека Забубенного висело одно безотлагательное дело. За него приходилось постоянно ответ держать и на звонки из центра отвечать. После того, как очередная группа московских геологов утонула в болотах, пытаясь освоить несметные кладовые наших земель, пришла из столицы команда – осушить все окрестные болота ради продолжения изыскательских работ, а также с целью орошения наших полей, не балованных урожаем. Забубенный, не робея, запросил на это небывалые для нашего края деньги, разработал семилетний план, расписал пошагово, как наши топи станут уверенным фундаментом, и каким образом болотные глубины выйдут на новые высоты. План был одобрен, подписан по множеству министерств и ведомств – не отвертишься. Тем паче, что вместе со средствами пришла инструкция о том, каким образом их можно использовать. Пунктом первым значилось «проведение научно-исследовательских работ с целью последующей ирригации территорий».

– Ну что, товарищи?! Если вопрос нельзя отложить, значит, его надо детально проработать, – предложил осторожный Банных. – Считаю, что для начала надо поставить его во главу угла. Начнём с главного: что такое ирригация?

И опять понеслось: одни предлагают дороги строить, другие дураков казнить, решили миром – создать для начала научно-исследовательский институт интеллектуальной инженерии и интенсивной ирригации (НИИ ИИиИИ). Выстроили монументально суровое здание, прозванное в народе за свои архитектурные достоинства «шпалой». Стали комплектовать штат сотрудников. Любой человек, имевший отношение к теме болот (или в более широком смысле к воде во всех её проявлениях), мог сделать в это время неплохую научную карьеру. Тот, кто организовывал сбор клюквы, становился во главе кафедры топонимики и болотной флоры. Начальнику очистных сооружений предлагали защитить кандидатскую на тему водосбора или водоотведения, на его усмотрение. Единственный философ, что не смог от нас сбежать после освобождения из исправительного-трудового лагеря, возглавил идеологический отдел, рассматривающий мировое осушение как один из этапов построения общества нового типа. Поскольку никто особо не понимал, что такое ирригация и чем предстоит заниматься, то поле для работ открывалось широчайшее.

Руководствуясь исключительно своим непониманием, начали новоявленные ирригаторы дела воротить и свершения устраивать. Пионеры в экспедиции ходят «по следам болотных огоньков». Молодёжь на комсомольскую стройку зазвали – вбивать столбы под линии электропередач. Сразу было ясно, что эти провода вести некуда, но ценность научного эксперимента никто не отменял. Руководство НИИ ИИиИИ пристрастилось устраивать постоянные симпозиумы, особенно после того, как узнало, что в Древней Греции так пьянки назывались. Сам академик Чарус выходил на субботники болотную жижу месить. Пресса Атомоступинска запестрила передовицами: «Твёрдая поступь болотных тропинок», «Горизонты осушенных будней», «Ирригация в каждом вздохе». Местный поэт Симеон Натужный сочинил поэму «Трясины ждут ударный труд».

И лишь где-то в полуподвальных закутках НИИ ИИиИИ был отдел, который брал пробы болотных вод, проводил её химический анализ и рапортовал о невозможности осушения болот. Все прочие отделы, бюро и кафедры были заняты идеологическими обоснованиями, нормативными требованиями и прочим научно-техническим самоудовлетворением.

ПерипЕтии в жизни общества уступили место перепИтиям. Время устаканилось. Поскольку ожидание грядущих перспектив мало кого пьянило, приходилось догоняться купленным в магазине – по поллитра забытья на брата. Примешь на грудь, и снова бессмысленный труд созидательным кажется.

И всё бы ничего, но не может наш брат-глуповец просто так ни хрена не делать: бить баклуши, считать ворон и плевать в потолок себе в удовольствие. Ему надо «ни хрена не делать» со смыслом! Так чтоб было всему этому вселенское оправдание…

Если ум наших сограждан не занят насущными мыслями о выживании, то вторгается в него смятение и воздыхание. И повода-то для них особого не надо: «на горе стоит ольха, а под горою вишня», и душа от этого рвётся, мается. Сами разъяснить не могут: пересади деревья, что изменится? – а чуют, что есть в этом какая-то чудовищная несправедливость и душевная дисгармония. А тут ещё, как назло, в подкрепление этих мыслей прислали из Москвы опального академика Водьина. Он там, видать, кому-то дорогу перешёл, его на наши непролазные тропки сослали, а он и тут свой путь искать принялся. Вместо того чтобы впрячься и со всеми, дружным коллективом попытаться ирригацию домучить, стал разбираться, а для чего она нужна. На первом же собрании трудового коллектива встал и выступил: