Алия Агисова - Игра с нулевой суммой

«Вернется» – подумал Влад, отдавая ей заявление. Он смотрел ей вслед и видел, как она качающейся походкой вышла из его кабинета и тихо прикрыла за собой дверь.

Он впоследствии пожалел о том, что отпустил ее в то сентябрьское утро, что не настоял на дне отдыха и не дал ей одуматься. Он не один раз спрашивал себя, что, возможно, глубоко внутри себя он хотел ее отпустить и поэтому не стал держать, упрашивать и уговаривать. Ведь он. Но он этого не сделал.

Она не вернулась.

Ни через день, ни через неделю и даже месяц. Она не писала ему сообщений и не звонила и у него сложилось впечатление, что она совсем забыла его.

Катя, забрав свои небольшие пожитки с работы, после обеда, стояла на набережной, когда день уже катился к своему логическому завершению. Сентябрь подходил к концу. Он, на удивление, выдался сухим и теплым. Кораблики своими металлическими телесами все еще разрезали толщи воды в Неве и каналах, разнося звонким эхо по каменным стенам города историческую информацию, оглашаемую гидами. Водная ребристая поверхность воды, испещрённая волнами от проплывающих мимо со стремительной скоростью тех самых корабликов и катеров, раскачивала понтон. В Катиной душе все тоже качалось из стороны в сторону: прошлое проносилось в ее голове яркими кинолентами, закручивая поток событий в кольцо уробороса, пожирающего самого себя. Недолго думая, она села на кораблик, пытаясь понять, что же ей делать дальше. На удивление после тяжелой ночи сон в голову не лез, а когда речная прогулка закончилась, Катя села на другой кораблик, а потом еще и еще, пока ее совсем не сморило и она, не помня себя, дошла до своего старого двора на Васильевском острове, где она и прожила все три года после переезда в Петербург.

Она быстро нашла новую работу и через месяц мысли о Владе стали постепенно меркнуть, несмотря на то, что в квартире, в которой они провели так много времени, все напоминало о нем – от дверного глазка до простыней. Ее хорошо нагрузили делами на новом месте и свободного пространства в ее голове практически не осталось. Влад пытался лишь дважды выйти на связь: в первом случае он позвонил, и она не взяла, а во втором – он написал сообщение, которое тоже осталось без ответа. И Катя, видя его ненастойчивые порывы, утвердилась в правильности своего решения. Лишь иногда, случайно попадая в тот район Васильевского острова, где находился бизнес-центр, она вспоминала о Владе, и горячая волна мыслей накрывала ее с головой.

17.

«В квартире – Влад оглядел небольшую комнату, а потом поднял голову вверх – все так же, по-прежнему», – подумал он.

Квартира представляла из себя студию площадью двадцать квадратных метров, с высокими, под четыре метра потолками и вторым, искусственно созданным этажом. На этот второй этаж вела деревянная, выкрашенная белой краской – под цвет стен – лестница. Под ней стоял невысокий холодильник, напротив которого разместился словно усеченный, казавшийся при первом взгляде на него уменьшенным, кухонный гарнитур, словно раньше бывший частью чего-то большего. На шкафчике стояла высокая, почти гигантская картина, изображавшая до сих пор непонятный Владу рисунок – зеркало в коричневой раме, полузанавешенное странными и тяжелыми по фактуре материями, у краев которых валялись какие-то высохшие цветы. Картину рисовала не Катя, а прошлый жилец, съехавший отсюда три года назад – прямо перед ее заездом. У подоконника, с той стороны, где к стене примыкала лестница, примостился небольшой белый письменный стол. У другой стены – серый миниатюрный диван. Единственное окно, которое обрамляли зелёные шторы, выходило во двор – темный и глухой, почерневший от времени колодец, в котором там под окнами стоял автомобиль Влада. Квартира – если ее вообще можно было назвать таковой, так как она больше походила на комнату – раньше была частью большой коммунальной квартиры, которую выкупил один предприниматель и поделил на студии. Коридор, ведший к Катиной квартире, напоминал лабиринт, чьи стены были выложены красным кирпичом. Все время с того момента, как Катя переехала в Петербург, она прожила в этой квартире.

Влад присел на третью ступеньку лестницы и его взгляд неожиданно упал на пышный букет темно-красных, почти бордовых, на высокой ножке роз, которые еле-еле поместились в высокое, но небольшое в диаметре, белое пластмассовое ведерко, стоявшее между кухонным гарнитуром и диваном. Заметив его, он невольно улыбнулся.

– Ты заставил меня объясняться перед коллегами, – смутилась Катя, стоя у подоконника и уловив его взгляд, – меня допытывали полдня, а я, – улыбка осветила ее доселе серьезное и местами нервное лицо, – не знала, что и сказать.