Ольга Шиферман - Капсула жизни

И тут мне словно сменили кадр. Внизу, прямо перед моими глазами, стояла изумительная кованая ограда, отделявшая двор от переулка. Она вся была увита чугунными розами – большими, бездонно черными, на лепестках которых блестели и переливались нездешним светом снежные жемчужины. От света и влажного снега цветы ожили и задышали. Завороженная этим зрелищем, я опустилась на лавочку напротив роз и долго, близко глядела в них, не в силах уйти.

Но в конце концов я, конечно же, уехала домой, навсегда забрав с собой московский «Париж».

Сейчас середина сентября. Солнце, тепло, красота кругом невероятная. И даже в самом центре города разлито умиротворение.

Подъехав к гимназии на Кропоткинской, забираю свою младшенькую. Она в этом году пошла в школу. Тщательно закрепив ребенка в детском кресле на заднем сиденье, вручаю ей банан, а она их готова есть всегда, сажусь за руль и с удовольствием еду. Ленка с аппетитом принимается за фрукт, по ходу рассматривая в окно город. Я плавно, без пробок, скольжу вдоль бульваров, наслаждаясь поездкой и поглядывая в зеркальце на задумчивое личико дочери, весело спрашиваю: «О чем ты загрустила?» На что получаю совершенно ошеломляющий ответ: «Ты знаешь, оказывается, что ничего совершенно плохого не бывает, но и совершенно хорошего тоже не бывает».

Что это? Откуда? Ей всего семь лет. Она жизнерадостный, обожаемый ребенок из уютной квартиры в центре. И она уж точно не читала ни религиозных философов, ни мистиков, ни даже «Фауста» Гете.

Еще раз посмотрев на Леночку, я увидела, что ей немного не по себе от того, что она вдруг узнала.

Уже совсем скоро Новый год и Рождество. Зима в этом году, наконец-то, похожа на настоящую – сказочную. Все покрыто пушистым снегом, а с неба, плавно кружась, изредка прерываясь на антракт, падают большие снежинки. От этого радостно и уютно.

Сейчас вечер, морозно, все искрится и переливается от света фонарей, витрин и праздничных гирлянд. А я спешу домой – немного уставшая, немного замерзшая и по сумке в каждой руке. Еще несколько шагов – и я у подъезда. Но в это время раздается настойчивый стук за стеклянной дверью продуктового, куда я частенько забегаю уже просто потому, что он находится прямо в моем доме.

Поднимаю глаза и за прозрачным стеклом двери вижу молоденького продавца-таджика, из тех, кого в народе называют «чурка» или «косой». Он машет мне рукой, здоровается со мной, и так радостно смотрит мне в глаза, как будто я рождественский пирог, выплывший в ночи из-за сугроба. Невольно и я улыбаюсь, признательно кивая ему в ответ.

Вот, собственно, и все. Но придя домой и готовя ужин, я все еще улыбаюсь про себя.

Я забегаю с мороза в теплый полупустой троллейбус, усаживаюсь поудобней и с удовольствием смотрю в окно. На следующей остановке входит пожилая, опрятно одетая женщина, опирающаяся на костыль. При этом она каким-то образом умудряется еще и втащить за собой тяжелую сумку на колесиках. Женщина садится прямо напротив меня и спрашивает: «А этот троллейбус идет до Тишинки, как и раньше?» В ответ на мое «Да» она спокойно и громко добавляет: «Я еще в детстве ходила с мамой на эту Тишинку А теперь мои мама и бабушка лежат на Ваганьково, дедушка на Новодевичьем». И скользнув взглядом по пассажирам, но ни на ком не останавливаясь, она продолжила: «А я собираю деньги на койку для ночлега… жизнь стала ужасная… люди вокруг делают вид, что они никого не слышат и не видят». И тут, она поднимает глаза вверх, кого-то горячо уверяя:

«А ведь я хочу помочь людям. Но из этого НИЧЕГО не получается. Они стараются пройти мимо».