Мария Робэль - Реконструкция

И вот, это «очередное» свидание уже не кажется таким посредственным поводом развлечь субботний вечер – ты ощущаешь едва уловимую магию вокруг – вездесущую мелодию любви, играющую бликами света старинных фонарей по мокрому от недавнего дождя тротуару…»

В этот воскресный день Анжелика позволила себе помечтать – стараясь забыть обо всех перипетиях строительного бизнеса, она сидела в маленьком берлинском кафе, представляя, что эти несколько часов она живет совсем иной жизнью – той, о которой всегда мечтала – и писательское вдохновение не заставило себя долго ждать, но на мгновение она остановилась и погрузилась в созерцание: «…Огромная чашка черного чая с мятой и миндальным печеньем в сочетании с уютным теплым пледом, нежными лучами солнца и коварным весенним ветерком дают и забирают одновременно… – думала она – весна… как истинны твои надежды, как призрачны мечтанья…» – но тут заметила окруживших ее столик воробьев и бодрым росчерком добавила:

«Мега-правнукам тираннозавров, не смотря на удивительную метаморфозу их эволюции, все же удалось сохранить воинственный темперамент предков, а кроме того, они научились петь песни и даже, вопреки строению собственного тела, немножечко летать!»

«Одевайтесь не для той работы, которую вы имеете, а для той, которую хотите иметь» – прочла однажды Анжелика в новостной ленте своей страницы в ФБ.

– А почему бы и нет? – улыбнулась она своей загадочной улыбкой, а в глазах уже засверкали прообразы стилистических идей нового гардероба. Образ творческого человека не такой уж элегантный в сравнении с бизнеследи, тем более я же не в банке работаю, а в недвижимости, поэтому некоторая артистическая фантазия для директора 7-и компаний вполне была бы допустима – уговаривала, оправдываясь, сама себя Анжела. Особенно, когда ты в микро-отпуске, даже если и предстоит встреча с Романом.

Что может быть лучше для рвущейся на свободу творческой души, чем заявиться в главный офис одного из крупнейших российских холдингов на встречу с владельцем и основателем компании в датской тельняшке с кружевным воротником, шелковых юбке-шортах и массивных ботинках с высоким верхом и болтающейся шнуровкой, и при этом вести себя так, будто ты там всегда была и сейчас заскочила только на минутку, проезжая мимо? В общем-то, оно так и получилось, когда Анжела, прерывая свои блаженные 72 часа отпуска, приехала на отчет к Роману, который всякий раз желал его получить, пользуясь ее присутствием в Москве. Роман с нескрываемым восхищением наслаждался этими встречами и все никак не мог понять: что его больше привлекает в Анжеле – ее новая, необычная для бизнес среды манера одеваться в сочетании с высокопрофессиональным отчетом или это ее поразительное умение переключаться с вдохновенных small talks о ее пребывании в Москве на сухие цифры и факты его немецкого бизнеса.

Анжелика же воспринимала эти прерывания микро-отпусков как дань благодарности за дружеское отношение к ней Романа и терпение за участившемся в последнее время причудам самовыражения, без которых ее внутренний мир гас. Сейчас же она набирала силу. Первая книга Анжелы хорошо распродавалась, и во время своих поездок в Москву, счастливая Анжела давала интервью и вела ее презентации, во время которых будто светилась вся изнутри, заставляя вибрировать окружающее пространство. Ее эмоциональность, очаровательно-нежная непосредственность, робкая чувствительность – все это было той стороной личности Анжелы, которую мало кто знал, но теперь все видели, как и добрую долю авантюризма неугомонной любопытной молодой, страстной натуры – одним словом, удивительной женщины.

«Сегодня я стала свидетелем того, как просыпается салон красоты…» – записала Анжела в блокнот, сидя в клиентском кресле. Необычайность события разбудила чувства, и ей захотелось непременно это все записать:

«…9 часов утра – большое светлое помещение в центральной части западного Берлина с панорамными окнами вместо стен и со множеством крупных медно-розовых шарообразных ламп под потолком – вакуумная тишина и безмятежность… Включается приятная неспешная музыка, и я вхожу в помещение, мягкой поступью кед будоража пространство, подобно той первой яхте, что я видела на рассвете: на тихом ходу она оживляла неподвижную гладь реки, превращая идеально зеркальное отражение набережной Шпреи в картину импрессиониста. Еще минута, и по своим рабочим местам растекаются мастера. Именно растекаются, поскольку они входят также тихо, будто все мы – части единой утренней дремы…»