Наталья Юлина - Настоящая африканская жизнь

Единственное, что вечно и неизменно, это метро. По вводящей кишке – эскалатору, спускаешься в огромное чрево города. Вскипает поезд. Приливная волна толпы, и ты внутри вагона. «Осторожно, двери закрываются». Несколько раз, похлопав резиновыми челюстями, двери стискиваются. Толпа, как один человек, отклоняется назад, потом возвращается в прежнее положение и замирает. Каждый уходит в себя. Может быть, может быть, за три человека от тебя стоит твой друг, потерянный 10 лет назад, или любимый, тот, которого не встретишь еще пять лет. Но ты не озираешься по сторонам. Вглядеться в соседнее лицо – это может позволить себе только чужой, тот, кто не знает самого первого закона метро. Закона не присутствия. Закона одиночества толпы. Здесь можно найти только самого себя. Поэтому, если вам тяжело с собой, пожалуйста, не садитесь в метро. Езжайте автобусом, а еще лучше, такси. Метро – это для гордых и одиноких. Здесь за ничтожную сумму денег можно повторить лучшие минуты своей жизни, или еще раз весь прожитый день, или мысленно так поговорить с кем-нибудь, что наяву, и на дневном свету, и даже в темноте вряд ли удастся когда-нибудь. Конечно, в сутолоке города метро – это лечебница. Ведь известно, что в лечебницах люди и болеют.

Лечебница – вздор. Она может стать свободной в любой момент. Безо всякой смерти. Закрываю глаза, потом их открываю, но уже не здесь.

И тут приходит она. Мама. В руках распахнутый букет черемухи. Она идет упруго, легко и не видит ее. Девочка. Скорей я теперь ей мать.

Можно даже поставить рядом маму ту и эту. Две матери, живущие на расстоянии в тридцать лет. Они смотрят друг на друга и в глазах теперешней – неодобрение. Мама с возрастом приобрела склонность осуждать тех, кто на нее не похож. Тогда пусть со мной останется молодая. Боже, как она прекрасна. Ее руки. Никогда больше я не видела таких пальцев. Они как маленькие человечки: теплые и дышат. А на правой руке на указательном пальце, если только он отойдет от остальных, вот, сейчас увижу, – родинка. Конечно, куда ж она могла деться. «Нет, нет, погоди. Дай, я еще погляжу. И если можно, можно я до нее дотронусь?»

Да, об этом я забыла. Мой палец груб и бесчувственен. Кожа на нем как кора. Верно, ты вся стала деревянной. Когда тебя отсюда выпустят, надо добраться до леса, встать там и ждать, чтоб выросли молодые побеги.

Стоя, не получится. Стоя, долго не выдержишь. Надо лечь в траву. Лечь и глядеть в небо через листья.

И тогда приходит ветер. Листва встрепенулась. Она поражена, она не знает, что делать с этими непостижимыми новостями из бог весть каких мест. Скорей, скорей избавиться от новости – передать ее дальше, дальше.

И уходит ветер. И ты понимаешь, что никакое ты не дерево. Потому что все это тобою выдумано. Тебе надо на самом деле послушать этот глубокий и замкнутый в себе шум, шум, шум.

Иначе здесь и вправду вообразишь себя деревом, а всякая навязчивая идея так недостойна деревьев. – Человеческое достоинство должно включать в себя достоинство дерева.

Хватит «философии».

Что будет здесь со мною? Во взрослые отношения с людьми вступаю под прессом «чистого разума». Тем не менее, эмоции, непреодолимо бесплодные, продолжают топить меня в своих волнах. Но критическое к себе, да и к своей любви отношение уже вышло из пеленок и не позволит растоптать здравый смысл. Всё шло так, как должно идти. Ушло моё мехматское детство. Больше нет уверенности, что силы мои бесконечны, а жизнь и создана для того, чтоб мне подчиняться. Теперь гордыня, как плохой зуб, покачивается и болит.

Ну, обойдешься, будет, будет у тебя любовь, красивая, опять смертельная, но не долгая. Ведь ты поэт, обмануть тебя ничего не стоит.

Сейчас, с высоты прожитых лет (а может быть, из глубины, или даже из ямы), я понимаю себя в то время всё меньше. По существу, по внутреннему состоянию, я вышла тогда на много лет из окружающей жизни, ушла в панки. Не бросила работу, только чтобы не травмировать маму, радовалась, что меня не двигают по служебной лестнице – минимальная зарплата, конечно, честнее, а должностное повышение – отвратительней. Что касается рабочих отношений, обязанностей, заседаний – всё казалось диким и смешным. Общение со студентами тоже считала бессмысленным. Как-то написала стихотворение, начинавшееся так: «Из моей головы растет дерево». – И дерево росло, и я знала, что студенты видят его, знала, что их головы тоже выращивали деревья.

Конечно, дерево растет и в 2021 году, хотя искривилось и сильно похужело. Но без него никак.