Александр Стенников - Саномания

И было видно, как шибко скучат барин от жизни деревенской, от чего выпивал часто и по многу. В пьяном состоянии этот человек становился страшным! Ходил, шатаясь по своему поместью, и если кто попадался ему на пути в это время, вылавливал и боролся с ним, мог своей силищей не мереной любого покалечить или прибить насмерть. Так же одним из «развлечений» барина, была стрельба из ружья, во все что движется. Как он пьяный оказался на озере, теперь уж ни кто и не знат, а только застрелил он лебедушку. Все деревенские наши, оплакивали ее, и лебедя жалко было, очень было жалко, видно было, как он «убивался», летал, да трубил все над озером. Мужики наши – то порывались все отомстить барину. «Петуха красного» ему пустить, пока спит пьяный, только жалко было, посторонни люди могли пострадать, от пожару – то. И порешали после, что пусть Бог рассудит, все в Его руках… Лебедь же наш, каждый год прилетал, на наше, теперь уже «Лебяжье» озеро, так все его стали называть, а до этого назывался «Песьяное». Прилетал лебедь, и жил все лето в гордом одиночестве. Расправит свои большие белые крылья и подолгу кружит над водной гладью, все лебедицу свою ищет, кружит и кричит и кричит на все озеро. Было видно, как он потихоньку умират от горя, что потерял любимую. А осенью, с этой болью в груди, улетал в далекие чужие, теплые края…

У барина же с тех пор, как черная полоса пошла, то неурожай, то амбар с зерном сгорит от молнии, то скот падет в потраве какой. А потом перва мирова война, оба сына на которой и погибли, жена не вынесла горя и скончалась, работники разбежались кто куда. Думали, что барин совсем с ума сойдет, сопьется или собой покончит. Только барин пить бросил, ходил все на озеро и целыми днями, стоя на коленях у самой воды, плакал и вымаливал прощение у лебедя… А

однажды, лебедь не смог осенью улететь, может состарился, может устал жить так в одиночестве, да и лететь от родного так далеко да и тосковать там до следующей весны, просто сил не осталось… Лед сковал берега, и постепенно охватывал все озеро, маленькая полынья осталась, пришел тогда барин к лебедю, протянул к нему руки и сказал: « Один ты у меня родной остался, пойдем ко мне жить», и стали они жить вдвоем. А по весне барин выпускал лебедя на озеро, ставил там же шалаш и жил на берегу, лебедя охранял…

Не плач Сано, главно в жизни беречь то дорогое, что Господь дарует нам, это то, Божественное чувство, которое и есть любовь… Всю жизнь мы учимся любить, любить значит даровать это Божественное чувство близким, от чего и бывам счастливы…

Солнышко к тому времени, потихонечку клонилось к горизонту, я увидел, как наш сосед, дед Илья пошел на озеро, снимать с сетей дневной улов.

– Баб, можно я с Ильей, на озеро?

– От чего ж нельзя, беги, он много чего хорошего может порассказать…

Догнал я Илью уж у лодки, которую он толкал в воду,– Давай подмогну, дед Илья!

– О! Сано! Якорь тебе за ногу! Давай, коль не шутишь, ты пошто здеся, и без друга своего? Складыватся, что вы с ним не разлей вода?

– Да, деда, дружим. Только занятой он нынче, да и я вот к тебе по разговору серьезному, по мужскому, можно с тобой поплыву?

– А что ж не можно-то, валяй! Токмо знашь, плават говно в проруби, а мы морские – ходим! Залязай в лодку-то, баушка не потерят, коль мы допоздна? Мужски дела, они быват долгими, якорь тебе в штанину!

– Не, деда, не потерят, я с тобой, я отпросился…

– Ну, тогда садись на корму.

И мы потихоньку пошли…

На озере была тишь, полный штиль, как говорит Илья. Он втыкал тычку, в дно озера и мощно ею отталкивался, лодочка плавно шла, рассекая тихую гладь озера, попадавшие на пути кувшинки и распустившиеся лилии.

– Ну, что Сано за дело, у тебя ко мне?– нарушил молчание дед Илья.

– Как-то по осени, деда, тут же на озере, ты рассказывал мне про войну, как чудесным образом море спасло тебя от верной гибели. И о любимой своей Лизавете сказывал, мы тогда даже о ней песню пели,– и я запел на все тихое озеро,– Ты ждешь Лизавета, от друга привета…

– Сано, как – то ты из далека все, якорь нам поперек дышла! Ты говори напрямую, чаво хошь – то?

– У нас с другом Колькой возник совсем уж взрослый вопрос – о любви, откуда она берется и куда потом деватся? А может просто, дед Илья, расскажи о том, как ты понял, что вот, пришла любовь…

Илья оттолкнулся тычкой в последний раз, руки его опустились расслаблено и он медленно сел на заднюю лавочку лодки, не выпуская из руки тычку, которая теперь плыла параллельно лодки. Какое-то время он сидел и сам себе улыбался, пока наша лодка окончательно не затормозила, уткнувшись носом в камыши. Я уже понимал это состояние взрослых, в такой момент их торопить нельзя. Я терпеливо ждал, и наконец, Илья, не убирая с лица улыбки начал свой рассказ: