– Ничто так не ново под луной, как любовь, политика и грош, – устало подытожил наш путник, проваливаясь в калейдоскоп хаотичных воспоминаний о прошлом вперемешку с настоящим.
– За всеми этими стенами своих летающих замков они смотрятся также нелепо, как в каком-нибудь респектабельном районе Венеры или Марса, рядом с резервацией зелёных человечков, для которых они прославляют зрелища, ассортимент еды, культ Марса-отца и смехотворную свободу и равенство. Кто пашет, тот и пляшет, говорят они им с голубых экранов, когда сами ни дня в жизни не работали гаечным ключом в своей мозолистой руке, – продолжал время от времени рассуждать профессиональный сантехник в минуты своих искромётных пробуждений.
– Если хорошенько пораскинуть мозгами, то для всех этих венеро-марсианских государственных деятелей основная масса зеленых человечков не так уж близка по природе своей и даже частично зловредна. Особенно, если те заупрямятся платить поборы и начнут чего-то там себе требовать. Хотя сытые сами поголовно, как рестораторы. Спагетти ведь продают всегда по одной цене! А голос их за ветчину и стабильную бесперспективность так же непостоянен, как благополучие любого марсианского деятеля. Всегда есть вероятность перебежать кому-нибудь кратер и перманентно вызвать негодование того, кто галантно пришлет за тобой марсианский патруль. Но всё же раз за разом ставку приходится делать на это большинство. Не будет зелёных человечков, не нужно будет должностей и процветания всех их потомков. Нет-нет, но приходится напоминать основной массе о том, что есть Совесть, Марсианская вера и личная ответственность каждого за Марс, а лучших из лучших – за Венеру! Они называют это «Лунный грунт для нации»! Хотя на деле – это пластилин или подобие замазки для строптивых и неблагоприятных инопланетных рептилоидов.
Бефол мысленно расправил свои воображаемые ласты и попытался вспомнить какой-нибудь анекдот про мэра Сан-Васюков. Недавно тот так обложил весь город по периметру новыми акведуками, что продолжает перекладывать их каждый год.
– Жаба и то не так стережёт свою икру.
Тем временем картина за окном стала плавно меняться, обрастать зеленью и архитектурой в стиле позднего постсоциалистического авангардизма. Бефол оживился. Кое-где всё ещё встречались скульптуры женщин с плетью, женщин-космонавтов и женщин с мужчиной-младенцем. Всё это было оставлено в назидание о старом, но явно неудачном общественном строе, где не было ни секса, ни проституток. Точнее они были, но основную роль их выполняли мужчины или политики.
Внезапно машинист нажал на тормоза и пригородный экспресс с лаконичным названием «Стрела» послушно остановился.
– Уездный город Сен-Тропе. Пропащие, на выход! – объявил он, пошутив опять по громкой связи.
Бефол тотчас засобирался, накинул плащ и прихватил свой чемоданчик из крокодиловой кожи. Уездный город Сен-Тропе встретил его прохладным поздним утром и бездарным, не опохмелившимся поэтом.
На перроне тот читал свои грустные с похмелья стихи в одном носке:
«В мертвом городе №
не поют соловьи,
В этом городе №
не находят любви,
В мертвом городе №
не бывает друзей,
В этом городе №
– Одиноких людей.
В мертвом городе №
каждый сам за себя,
В этом городе №
раскатает тебя,
Под истошные вопли
шипованных шин,
В этом городе №
cлишком много машин.
В мертвом городе №
много славных
гостей,
В этом городе №
часто грабят людей,
В мертвом городе №
генерирует зло,
В этом городе №,
…снова не повезло.»
Бефол понимающе положил ему в шляпу четвертак и направился к электронному табло на остановке. Где-то там должны быть извозчики. Всегда пьяные, как черти, но быстрые и надежные, как ракеты!
– В Бристоль, друзья! – пошутил он про себя.
Глава III. Городская ратуша
В один из чудесных солнечных дней в уездном городе Сен-Тропе что-то сломалось и его главную площадь перед городской ратушей затопило канализационными водами.
Их мутное содержимое быстро распространилось повсюду и одаривало прохожих непередаваемым букетом ароматов.
Цветущие кусты сирени над всем этим и порхающие бабочки ещё больше вызывали когнитивный диссонанс, и только пресса об этом деликатно умалчивала. Но у любой прессы есть свои положительные моменты. Даже, если в ней нет полезной информации, то в газетную бумагу всегда можно что-нибудь завернуть или вытереть об неё обувь. Местное телевидение о злободневном тоже не распространялось. Наверное, потому что работает это только в кино на большом экране. А для нынешней потребительской жизни, кроме рекламы с туалетным утёнком и другими супергероями за ваш счёт, ничего полезного в телевидении практически нет.
Читать дальше