На нее смотрят семнадцать пар глаз, коллективным взглядом сообщая, что никакой радости в первом уроке матана нет вообще.
– Сегодня не будет математики. – Мягко сообщает учительница, останавливаясь точно по центру школьной доски. – Да и вообще уроков не будет. Сегодня у всех медобследование. Не переживайте, врачей немного: лор, психотерапевт, невролог и еще возьмут кровь из пальца.
Дима морщится. Ну отлично. Мало того, что зря тащил учебники, теперь весь день его будут мучать, раздевать, заставлять открыть рот, бить резиновым молоточком, колоть пальцы и задавать противные вопросы, на которые вот ну совсем не хочется отвечать.
В следующие полчаса начинается возня, их распределяют по трем группам, чтобы быстрее пройти обследование. Дима оказывается в группе, которая идет к неврологу. Он тяжко вздыхает, умоляя себя сохранять спокойствие.
День тянется как резиновый. Хоть учительница и говорила, что врачей будет немного, эти врачи очень долго осматривают, что-то внимательно записывают, тыкают перископом, бьют молоточком или просто шлепают по ребрам. Дима чувствует себя маленьким первоклассником. Последним его группа посещает психотерапевта, и это кажется катастрофой из катастроф. Все пытаются подготовиться к довольно тяжелым вопросам, но в итоге не готов никто. Дима заходит вторым.
Это класс биологии. Психотерапевт восседает за учительским столом между скелетом и доской. На вид он чуть старше самого Димы, очень молодой, одет с иголочки в вязаный белый свитер, который неплохо гармонирует с шелковистыми светло-русыми волосами, черные джинсы и замшевые ботинки. На руке, как показатель успешности, дорогие часы от Hugo Boss. Аккуратно выбрит, волосы уложены, да и вообще создается впечатление этакого пижона-педанта. Дима подвисает в пространстве, потому что, по его мнению, психотерапевт должен быть как минимум старше его в два раза и носить халат. А еще у него должен быть грозный взгляд и сурово сжатые губы. Или это психиатр уже?
– Привет. – Мягко улыбается он и кивает на парту перед собой. – Садись.
– Да я постою. – Неуверенно отзывается Дима.
– Да нет уж, проходи. Это не будет быстро.
Парень страдальчески вздыхает и тащится к парте.
– Итак, как тебя зовут?
– Дмитрий.
– Очень приятно, я Андрей. – Психотерапевт тянет руку, и Дима ее жмет.
Рукопожатие получается по-мужски крепким. Дима расслабляется. «Кажется, этот Андрей нормальный парень» – думает он.
– Ты из одиннадцатого? – Уточняет Андрей, делая какие-то пометки у себя в бумагах.
– Да. Одиннадцатый «В».
– Семнадцать лет значит?
– Да. – Кивает Дима и вдруг выпаливает неожиданно для себя. – А вам?
– Мне двадцать шесть. – Смеется Андрей. – Не тяну на психиатра?
Дима жмет плечами:
– Пока не знаю.
– Как жизнь?
– Да ничего, потихоньку.
– Ночами не спишь?
– У нас все не спят.
– Верно. – Кивает Андрей. – Куришь?
– Нет.
– Мне можешь говорить правду. Я никому не скажу.
– Да.
– Что куришь?
– Винстон синий.
– Дерьмовые сигареты. – Констатирует психиатр.
– Дерьмовые. – Соглашается Дима.
Андрей довольно улыбается, снова делая пометки.
– Пьешь?
– Ну бывало пару раз.
– Употребляешь что-нибудь?
Дима удивленно смотрит на психотерапевта.
– Это похоже на допрос.
– Самую малость. – Соглашается он. – До тебя я опросил около сотни ребят из других школ, и никто еще не пострадал. Это просто для статистики.
– Ладно. – Выдыхает Дима, запрокидывая голову. – Не употребляю.
– Какие отношения у тебя с родителями?
– Да нормальные вроде.
– Рассказываешь им про свою жизнь? Они знают, что ты куришь?
– Догадываются.
Андрей задает еще несколько десятков вопросов. Про жизнь в классе, хобби, самочувствие, секс, любимую музыку. С ним приятно разговаривать, и Дима сам не замечает, как выкладывает ему всю подноготную про себя. Он выходит из кабинета только спустя тридцать минут. Впервые в жизни он чувствует себя хорошо после общения с врачами. Даже курить хочется не так сильно.
* * *
Song: Billie Eilish – Overheated
Дима уныло ковыляет по обочине дороги. В их городе, впрочем, как и в стране вообще, до сих пор не умеют строить дороги для пешеходов. А учитывая заморозки, покрывшие ледяной корочкой дорогу, идти вообще практически невозможно. Дима бы никуда и не пошел, но посещение продуктового было его святой обязанностью лет этак с двенадцати. А когда ему стукнуло пятнадцать, родители и вовсе перестали париться по этому поводу. Мама просто каждый день писала список покупок и оставляла его на холодильнике. Диме, разумеется, не нравилась эта обязанность, которую он в уме называл повинностью, но зато его больше не заставляли делать ничего по дому. Он не мыл полы, посуду, не пылесосил, не протирал пыль, даже кровать не заправлял – и все это за один поход в магазин в день. Поэтому сейчас он уныло тащится с двумя пакетами еды и упаковкой стирального порошка в руках. На улице не то чтобы зверски холодно, скорее зверски мерзко. Дима проходит мимо заправки, с завистью смотря на владельцев автомобилей. Он давно уже просит у родителей хоть скутер или самую захудалую машинку, но ему неизменно отвечают отказом. Его родители из тех людей, кто считает, что их чадо всего должно добиться само. Поэтому Дима страдает, ходит на все отработки в школе, ходит пешком, получает ровно три тысячи карманных денег и еще каждый день по двести на еду. Родители ждут, когда он устроится на первую работу, когда начнет выбирать себе университет или в конце концов найдет девушку. Но Дима просто мыслит конструктивно: у него нет цели, чтобы копить на нее (машина остается просто желанием в его голове), и поэтому он не идет работать, он сам не знает, кем хочет стать по жизни, и поэтому не выбирает университет, а на девушку нет ни сил, ни желания.
Читать дальше