Марина Леванте - Бритые яйца. Или обо всём-всём-всём

– У нас так всё здорово, у нас такой народный президент…

И только хотела добавить: вот вы видели?

Как кроличья шапка язвительно отпарировала, устав уже от этой викторины, не только от муторной поездки в общественном транспорте и после трудового дня:

– И всё в этой стране принадлежит этому президенту и народ тоже, да?

Услышав, что-то знакомое, что обычно неслось с экранов телевизоров, снова удачно сидящая, как те баре, подсобравшись, выдала, что-то про членов, на что сходу узнала, что член бывает не только в партии, но и мужской, а как она к такому относится?

Но, слава богу, узнать об её отношении к мужскому члену, как к члену партии, никому не пришлось, потому что, водитель автобуса в последний раз затормозил, убедился, что никому не надо выходить, потому что почти все уже вышли, заходить тоже никто не собирался, по причине, что это была конечная остановка, и что называется, станция Березайка, кому надо вылезай—ка.

Вот и кроличья шапка спрыгнула с подножки, и её модного фиолетового цвета головной убор удачно исчез в темноте, растаяв в глубоком снегу ночного городского пейзажа, так и оставив стоять на месте с открытым ртом пассажирку, которая не только в молодые годы производила такой фурор, притягивая к себе многочисленные взгляды окружающих, но и сейчас не менее успешно сыграла почти главную роль в спектакле под названием «Крашеная кроличья шапка».

Е сть в нашей жизни люди, которые возомнили себя птицами, и с этого культового момента их взгляд на тех, кто только и делал, что, по их мнению, тянул их до того вниз, с высоты их собственного птичьего полёта, становится достойной целью их жизни.

И при этом, данная цель тут же в корне меняет их самих – они становятся не просто птицами высокого полёта, они просто обрастают с ног до головы перьями и крыльями, пыжась, при этом, тужась, и выпячивая свою птичью грудь колесом уже только от осознания своей значимости.

И с такими лучше не шутить, они всегда только намёк на шутку примут за правду, потом снова надуются от полученной важности, и забудут, что и птицы-то разными бывают, потому что бывают петухи и курицы, те, что способны только, взмахнув коротусенькими крыльями, на насест взлететь и там закрепиться в своей значимости, а есть ещё, с той же фермы, те, что индюки и страусы, которые суют свои головы в песок при каждом удобном и неудобном случае, и думают только уже после того, как оказались в кастрюле с горячим супом из собственной же наиумнейшей тушки. И каждый раз, при виде такой картины, хочется с мнимым трагизмом в голосе воскликнуть: «Вот это птицы, те, что не летают, но громко кукарекают о своей значимости в этом мире…»

Правда, ни одна из этих пернатых не услышит данного возгласа, потому что индюк, только заслышав это выражение, скажет: «Неее-ет, я тоже птица, хоть и не летаю…» и тут же, громко захлопав крыльями, полетит в кастрюлю с кипящей водой…

А следом страус из той же птичьей стаи, нагнувшись, покажет всем свой куриный зад, и подумает, что неплохо бы уйти от проблем, а напоследок снова вспомнив, что и он тоже птица, зароется с головой в песок.

И тут же павлин, что из той же компании индюков, расправив хвост, ударится в рассказ о том, что он за птица.

Но случайно в запале своих речей повернётся к аудитории той частью, где находится его истинная честь и красота. И вот тут-то всем и станет понятно, что он, всё же, вовсе и не птица, а просто банальная жопа, к которой кто-то по ошибке приделал птичий хвост.

Собственно, о них-то речь тут и идёт, о тех, кто затесался среди людей, о тех, жопах, что птицы, но всё больше петухи и курицы, индюки и страусы, при встрече с которыми каждый раз хочется воскликнуть: «Вот это птицы, те, что не летают, но громко кукарекают о своей значимости в этом мире…»

И тут же не забыть, и вспомнить о том, что с ними – не шутить, ни-ни, а не то, а не то, они надуются от своей значимости и важно заявят, что хотят стать мэром города Ухрюпинска, прохрюкав этот птичий монолог на свой лад, чтобы понятно было только таким же пернатым, что и он сам, этот будущий мэр Ухрюпинска, которого никто, никуда и никогда не выберет, конечно же, но побыть в статусе важной птицы, тоже же никто не запрещает ему.

И потому, прослышав краем уха, что раз, попёрли из одной структуры, где он оказывал помощь всем-всем-всем, и себе, в первую очередь, узнав, что может стать мэром, но не Ухрюпинска же, Жора, ты и на него не тянешь, а местечкового разлива, Жорик не выдержал такого оскорбления и опущения вместе взятых, и решил, что будет баллотироваться туда, куда ему послышалось, а вернее, он решил, что шутку сделает былью. И, приняв решение такой важности, он тут же и сразу надулся, как индюк, из выше перечисленной стаи, или лучше, потому что правильнее, компании индюков, чей список сразу же пополнили страус, петух, ещё один индюк и курица.