Ирен Беннани - If you get me. Книга первая. Если ты достанешься мне

Какое – то время, Людмила танцует с коллегой Володей, под звучание Мамбы.

Людмилу его замечание ничуть не задело, усмехнувшись странным мыслям приятеля, она в прекрасном расположении духа, даже если учесть, то внутреннее отвращение к алкоголизму Сысоева.

Жест руки, официант подаёт на стол счёт. Алевтина, Сысоев, Володя и Людмила, встают из-за стола, мужчины расплачиваются и следуют за женщинами в холл к гардеробной. Людмила проходит мимо окон, окинув взглядом обледенелую к позднему часу безлюдную улицу, ей так не хочется торопиться в квартиру начудившего героя – любовника, но время поджимает и видно, пора…

Смеркалось, по слабо освещённым, помрачневшим улицам одной из московских окраин коллега Сысоева развозит компанию его приятелей по домам, сначала Алю, проживающую неподалёку, а затем и Людмилу с Владимиром. Словно утративши ясность, взглядом прощупывая каждое из движений Людмилы, его вожделенный взгляд, она ощущает затылком, как и при первой встрече на кортах.

А поутру, насупив как – то неестественно брови, забегав глазами из-под кустистых бровей, описавши наигранную улыбку на тонких губах и пожелав, ещё дремавшей в постели, приятного дня, Сысоев проследовал по направлению кухни, выпив крепкого кофе, прошуршал в коридоре и вышел, отправившись в научно – исследовательский институт.

Людмила, пробудилась гораздо позднее, вначале ей вздумалось просмотреть по телевизору ряд передач и только потом, возымевши охоту; сходила на кухню и взяла там йогурты и апельсиновый сок. С содержимым на ярком подносе, вернулась в гостиную, держа на подносе приготовленный завтрак, открыла дверь на балкон.

Немного погодя, легла на софу, служившей постелью, залезла под теплое одеяло, его края подвернув под себя и, принялась поглощать легкий завтрак. Она не спешила, в этом не было смысла; все будни как под копирку, походили один на другой.

«Какой смысл, – судила она, – сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли я приезжала в столицу, чтоб сидеть вечерами с Сысоевым?» И только подумав об этом, она подскочила, быстро оделась, надумавши съездить куда ни – будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ , на Никитскую .

«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, – размышляла Людмила, – ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых Сысоев только лишь изображает интерес к моим писательским планам в Москве; к моему творчеству в литературе, а действительности, что происходит?» Восстанавливая быдло сюжет; когда, с НИИ возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины.

«А, моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах?» – анализируя свои мысли и переживания, вникая в суть всего, происходящего с ней того, что реальном положении дел, его не волнуют: «Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы – дочери, живущей в коттеджных домах, аренда деятельницы второй из квартир, из четырёх комнат, которую опять же, не так давно унаследовала его дочь.

Систематически, в мои планы стали встревать непредвиденные обстоятельства, возникающие по вине – человека, на которого я возлагала надежды; мои грандиозные планы и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней», – сокрушалась Людмила.

В одночасье пришло осмысление – самообмана, обольщение ожиданием, ситуация, в которой представления повернуты вспять, все задуманное, мечты – обернулись крахом надежд, если не утопизмом глобальным.

« Да…, условия существования зыбки»; одна из двух квартир, куда пригласил Людмилу Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная нескладица не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало:

«Я хочу, чтобы ты Люсьель жила со мной». «Всего то и дел, а что дальше: Щелчок по носу мне? – Но нет, не мне, а начало и конец его самому, не себя ли, он загоняет в ловушку, в зависимость к дочери. Вот над чем бы, пошевелить извилинами, самое время задуматься этому научному деятелю, потирающему кости по стулу, в НИИ, да и, что он, вообще вообразил о себе?

К какой черте он подводит себя, в итоге …, ставя в безвыходное положение не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, ведь он, большой дядя, к какой черте он подводит себя, коэффициент всего полезного действия ему ещё предстоит увидать». Возмущение, поднималось всё выше, как вода, наполняющая стакан, достигая до самого края, переполняла стакан и лилась через край, тем временем, как сама с собой рассуждая, Людмила мыла посуду, все эти мысли вызывали в ней не обиду с досадой, а скорее растущую неприязнь.