Андрей Халиас - Путь

Выйдя наконец из поезда, я немного размялся. Давний разговор с монахом, о котором я вспоминал во время поездки, забылся и растворился в сознании – нужно сделать много дел, а воспоминания пока подождут. Я надел рюкзаки – один спереди, другой сзади. Огляделся.

Вокзал был огромный, больше десятка перронов. Несколько перронов на другом конце станции были в процессе постройки. Но и с ними вокзал вряд ли будет справляться с потоками людей, которых приезжает так много, что даже десяток перронов не успевает их принимать, заставляя ждать десятки часов.

Зачем сюда ехали все эти люди? Большинство сюда ехало умирать.

Моему удивлению не было предела, когда я вышел из здания вокзала и осмотрелся. Вообще, священное место, в которое я приехал, и в котором мечтают умереть сотни миллионов человек, и должно вызывать удивление. Только вот удивительным здесь было то, что место-то оказалось абсолютно обычным, и к этому я не был готов. Через дорогу от вокзала, забитую таксистами всех мастей, стояли абсолютно обычные здания с абсолютно обычными магазинами: обувь, электроника, товары для домашнего хозяйства. Не похоже на то, как описывают это место в книгах и в интернете.

Я постоял еще немного, удивленно смотря по сторонам, но в конце концов решил отправиться в дорогу – она была неблизкой, и лучше было не мешкать.

После ночи в поезде ноги еле слушались, руки немели, а несварение желудка, которое длилось уже неделю-две, и так ослабило организм до предела. Впрочем, я давным давно привык не обращать внимание на усталость, боль, лень и страх, которые всегда преследуют одинокого путника в далеких краях. Я знал свой путь и следовал ему, не обращая внимания на частности.

Я начал идти вперед, все увеличивая и увеличивая скорость, доведя ее до предела, и ноги уже почти перешли на бег – когда идешь быстро, нет времени и сил сомневаться. Рюкзаки давили на плечи, приходилось их то и дело поправлять. Затекла левая рука, как обычно, и я постарался немного сдвинуть одну из лямок рюкзака, чтобы та слишком сильно не давила на плечо. Стало чуточку легче.

От духоты жаркого полудня по лицу начал привычно струиться пот, руки стали мокрыми. Как будто попал под дождь. Я уже даже не пытался вытирать залитые потом глаза – бесполезно. Просто продолжал идти вперед километр за километром, в сторону гестхауса, в котором забронировал себе комнату.

Мне оставалось пройти всего несколько кварталов, как вдруг я услышал окрик. Это был тук-тукер на другой стороне улицы. Он завел свой транспорт и подъехал ко мне с противоположной стороны дороги, нарушив при этом добрую половину правил дорожного движения (а их, впрочем, в этой стороне мира никто и не соблюдает).

– Привет! Ты ищешь, где остановиться на ночлег? – Спросил он.

– Нет, у меня уже есть место. Мне осталось идти пару минут. – Ответил я.

– Давай я тебя подвезу.

– Нет, спасибо, я уже почти дошел.

– А потом собираешься куда-нибудь? Я могу подвезти.

– Не надо, я хожу пешком.

– Давай я завтра тебя подвезу.

– Спасибо, не надо, завтра я тоже пойду пешком.

– Ладно. Если куда-нибудь соберешься на такси, зови меня, у меня самые лучшие цены, и я все места здесь знаю!

– Хорошо, договорились.

Странные они, таксисты. В каждой стране мира они одинаковые. Ты можешь приехать в самую необычную страну с самыми необычными порядками, но таксисты там будут такими же, как и везде.

Погруженный в свои мысли, я даже забыл куда иду. Очнулся только, когда прошел уже на полкилометра дальше своего гестхауса. Пришлось поворачивать обратно.

Я поднял глаза, стараясь увидеть нужную мне вывеску, попутно поглядывая в навигатор на телефоне, и пошел назад. Через несколько минут я наконец увидел нечто, что нужной мне вывеской и было. “Оплачиваемый Гестхаус”, было написано на ней. “Оплачиваемый Гестхаус”?.. А бывают неоплачиваемые?

Я зашел внутрь. Внутри никого не было. Снял рюкзаки и начал ждать. Ждать пришлось долго, но я на самом деле не возражал. Потное уставшее тело начало постепенно остывать и охлаждаться, и это всегда вызывает приятное чувство расслабленности. Я сел в мягкое кресло в лобби и вытянул ноги – если уж и ждать, то хотя бы с комфортом.

Через двадцать минут входная дверь открылась, и в дом зашел хозяин гестхауса. Он оказался добродушным на вид человеком, худым, лет пятидесяти-пятидесяти пяти. Интеллигентности и шарма ему добавляли очки на лице.

Я взял у него ключ от комнаты и начал подниматься по лестнице наверх. На полпути я вдруг вспомнил вывеску, которая меня удивила, и решил уточнить ее значение у хозяина: