Суровый климат и ежедневные занятия закаливали наши тела и души – уставшие тела молили о пощаде, а души грубели, черствели, опускались на землю, утрачивая былой романтизм. В медсанчасть обращались редко и лишь по серьёзным поводам – совестно было перед товарищами, «сачков» не жаловали. Такую мелочь, как повышенная температура, переносили на ногах, марш-броском её враз вышибало! За два года службы я, увы, побывал там однажды. Упирался, но силой привели под руки сослуживцы как под конвоем в сопровождении старшины. Не с пустяком – с переломом ладьевидной кости в запястье левой руки. Да и то, не отбыв там положенный срок (минимум месяц), сбежал в своё подразделение дней через десять «под мою ответственность» и обязательство избегать больших нагрузок на руку, пряча загипсованную кисть в рукав. Как и следовало ожидать, по первой же тревоге начавшая было срастаться кость, прострелив руку дикой болью, опять сломалась.
«Я ведь тебя, упрямого, предупреждал, – ворчал военный хирург-травматолог, сдирая старую и накладывая новую гипсовую повязку. – Теперь уж вряд ли срастётся. Образовался узел. Кости запястья хоть и маленькие, но капризные, плохо срастаются даже после первого раза. Только удалять. Но с этим – в Москву. Дам тебе адресок одного института. Там специалисты толковые, сохранят двигательную функцию кисти. На сегодня отпускаю, но если уж совсем прижмёт – сразу ко мне, могу комиссовать. Или терпи до дембеля. Это не смертельно. Может, притрутся, и нерв задевать будут реже».
Я и терпел, мучился, но никому не жаловался. В скором времени две половинки сломанной косточки как-то нашли общий язык, боль притупилась. Последствия той армейской травмы доныне иногда «передают привет» из прошлого…
Наши родители в нас теперешних и возмужавших с трудом узнали бы своих сыновей. А мы терпели, крепчали, стойко переносили все тяготы и лишения воинской службы, к чему ежедневно призывали командиры. Успокаивали себя: скоро всё это закончится, и мы наконец-то попадём на погранзаставы, где и начнётся настоящая служба. Размечтались! Мечтали все, но непосредственно на границу попадали немногие. У командования были свои методы отбора из ежегодно увеличивающейся массы прибывающих призывников при сохранении утверждённого количества штатных единиц на заставах. Личное желание уже не учитывалось. Отбирались лучшие, надёжные, выносливые. Но и в гарнизоне такие были нужны. Короче, сортировали нас исходя из потребностей подразделений. Большинство первогодков оставляли служить в манёвренной группе и других подразделениях гарнизона.
Так, почти незаметно пролетели первые шесть месяцев нашей службы. По окончании «учебки» в торжественной обстановке, в парадной форме, перед строем каждый получил под расписку личное боевое оружие и дал военную присягу, после чего нам огласили списки – кому и где предстоит продолжить несение службы.
И разъехался наш призыв: кто-то – прямиком на заставы, кто-то – в школу снайперов, кто-то – в автошколу, кого-то отправили учиться на проводника служебной собаки.
Увы, нам с Борькой не повезло! Его направили в миномётную батарею (минбат), что дислоцировалась в гарнизоне, меня – в сержантскую школу, учиться дальше, здесь же, в гарнизоне, ещё полгода. Настроение у нас в то время было неважное (воздержусь от более крепкого словца). Встречались реже. Встретившись накоротке, постоим, поболтаем – как дела? что пишут из дома? – и разбежимся.
Мы-то знали, куда едем и чем рискуем. А вот тебя, Уважаемый Читатель, в этой части рассказа, пожалуй, следует ввести в курс дела. Тем, кто не знает или забыл, попробую кратко и своими словами описать непростую обстановку на советско-китайской границе тех лет.
Относительно безоблачные и добрососедские отношения СССР с Китаем осложнились в 1956 году после известной речи Хрущёва на двадцатом съезде КПСС с осуждением культа личности Сталина и последовавшими вскоре изменениями нашей внешнеполитической доктрины, что привело к идеологическим разногласиям. Председатель Мао, «Великий Кормчий», уважал своего друга Иосифа, высоко ценил его помощь в становлении и признании Китайской Народной Республики, а потому посмертное шельмование вождя считал предательством и изменой общему делу строительства коммунизма. Но ещё больше он втайне и не без оснований опасался, что и его культ ещё при жизни таким же образом может быть осуждён товарищами по партии. Понадобился внешний фактор для отвлечения внимания от его персоны и этой щекотливой темы. Одновременно ему необходимо было выявить и нейтрализовать потенциальных оппозиционеров внутри своей страны. Ну и, наконец, банальная аксиома – с усилением государства увеличиваются и его амбиции. В этом, на мой взгляд, и кроется мотивация всех его последующих шагов (или скачков), начиная с культурной революции. Возможно, ошибаюсь или не все причины назвал.
Читать дальше