Array Сборник - Назад в СССР

Старые армейские металлические кровати в казармах имели слабенькие панцирные пружинные сетки, которые с жалобным скрипом прогибались даже под нашими худыми солдатскими телами почти до пола. Многие привыкли к такому положению, иные просто терпели, а мне надоело спать, скрючившись в три погибели, как матрос в парусиновом гамаке, болтающийся в штормовую погоду в кубрике под палубой старинного пиратского парусника, словно гамбургская сосиска. Ностальгические воспоминания о моём жёстком спартанском топчане, на котором спал с детства в нашем бревенчатом бараке там, на гражданке, и настоятельная необходимость кардинальных перемен в этом вопросе в итоге сформировали в моём мозгу простое конструкторское решение. Нашёл за казармой длинную бесхозную полусгнившую доску. Распилил её ножовкой по предварительно снятой мерке на несколько коротких, равных по длине отрезков и, выбрав время, когда в казарме никого не было, уложил их под матрац поперёк своей кровати, пропихнув под сетку.

Однако порадоваться собственному изобретению и поспать на таком импровизированном топчане довелось мне всего лишь одну ночь. Подозреваю, что только старшина-служака, у которого я выпросил ножовку, мог «заложить» меня, подсмотрев из своей каптёрки и доложив о моих странных манипуляциях с досками «зубиле» – командиру нашей манёвренной группы, пожилому коренастому подполковнику, собирающемуся в запас на заслуженный отдых, получившему такое прозвище от наших острословов за излишнюю, по нашему мнению, строгость и клиническую занудливость.

Неожиданно нагрянув в казарму на утреннее построение, что было редкостью, медленно окинув всех суровым немигающим взглядом из-под кустистых седых бровей, тот для проформы, как бы проверяя нашу выправку, прошёлся вдоль строя, вытянувшегося по стойке смирно, бесцеремонно подёргал некоторых за слабо затянутый ремень, приказал подтянуть. Остановился возле крайнего в шеренге, постоял, рассеянно рассматривая его сапоги и словно припоминая, зачем сюда пришёл. Вдруг резко развернулся и широко, вразвалку направился прямиком к моей кровати, возле которой в качестве живых ориентиров, чтобы не перепутал, уже стояли замполит и старшина (от недоброго предчувствия у меня тоскливо заныло где-то возле пупка). Одной рукой ухватился за край матраца и рывком перевернул его, обнажив доски. «Это что?! Это почему?! Это чья кровать?!» – театрально, почти по чеховскому «Хамелеону» прогремело на всю притихшую казарму. Будто не знал! В общем, всыпал мне «зубило» показательно перед строем за неуставные действия по первое число, чтоб другим неповадно было. Или испугался, что на всех досок не хватит? Не знаю. До сих пор не пойму: за что? Вдобавок почему-то приплёл Рахметова, который спал на гвоздях («Рахметовы нам здесь не нужны!»).

Тупо уставившись в пространство, я едва выстоял, скрепя зубами от обиды и злости: зачем же так унизительно, перед строем, как мальчишку, при всех ребятах позорить! Не педагогично! Вызвал бы к себе по-тихому, выслушал, выяснил причину, разобрался бы, а там, глядишь, и ходатайствовал бы перед начальником тыла отряда (зампотылу) о замене старых кроватей. Но нет, поступил по-солдафонски, как «зубило» – скрежеща по нервам, снимая с них стружку! Отчитал всласть и в завершение отчитки приказал мне отнести доски на кухню для использования в качестве дров (можешь себе представить мою физиономию после всего этого и согбенную фигуру пограничника с охапкой дров?!). Оправдываться было бессмысленно – распалится ещё больше, не остановишь. Эх, жаль, не поняли друзья-товарищи, что не для себя только одного старался, сдрейфили перед «зубилой», не выступили в мою защиту единым фронтом!..

В конце дня, перед отбоем, в личное время каждый имел право заниматься своими делами. Кто-то, демонстрируя салагам железные мускулы, подтягивался на турнике, держась за него перекрёстным хватом – любимым тренировочным хватом Го ́йко Ми ́тича, культуриста и популярного в те времена киноактёра сербского происхождения, переехавшего в ГДР и много снимавшегося в кинокартинах о борьбе североамериканских индейцев за свои права, знаменитого «Вождя краснокожих». Кто-то надрывно и с хрипотцой, подражая Высоцкому, орал под гитару: «Спасите наши души! Мы бредим от удушья!..» Кто-то, заткнув чем-нибудь уши, перечитывал в уголке любимые книги. Иные подшивали свежие подворотнички, дописывали письма домой или просто – смешили, дурачились, подкалывали, разыгрывали друг друга.