Ольга Манскова - Вне имён

Маше не оставалось ничего другого, как последовать за этой парой, закрыв за собою входную дверь.

– Кстати, что это с тобой за девица? Простушка, и одета не модно, – услышала она впереди себя.

Николай, полностью очарованный незнакомкой, только громко гыкнул.

Они миновали прихожую и очутились в зале: в довольно тесной для такого количества народа комнате с зеркалами и тренажёрами. Может быть, так тесно здесь бы и не было, но сюда же притащили, явно из кухни, стол, с разного рода яствами и напитками. И он громоздился теперь посередине. Вся без исключения публика была в той или иной стадии алкогольного опьянения. У стен была пара диванов, а за столом – стулья, но мебели явно не хватало на всех, и кто-то сидел прямо на паркетном полу, а кто-то пытался танцевать.

– Мне нужен Крот. Или…, – начал Николай.

– Всем нужен «Крот»! Хорошее средство для мытья раковин, – пошутил кто-то.

– Или Боров, – закончил парень.– Срочно.

– Крот будет. Позже, – ответила его собеседница жёстко. – Кстати, я ещё не представилась… Альбина, – и брюнетка улыбнулась натянутой улыбкой, обнажив зубы до дёсен.

– Николай, – представился ей ответно спутник Марии.

– Пойдём, Коленька, потанцуем! Думаю, твоя дама тоже не останется в одиночестве надолго, – предложила Альбина. – Я сейчас поставлю забойный музон!

Маша присела на только что освободившееся кресло в углу, которое не сразу заметила, откинула с лица выбившуюся светлую прядку волос. И теперь с ужасом наблюдала, как парень, которого она до недавнего времени любила и который, как ей показалось, любил её, лихо отплясывал… с первой попавшейся ему под руку стервой. Будто чья-то невидимая ледяная рука несколько раз сжала её сердце, а затем оно наполнилось едкой и не щадящей злобой.

«Музон», реально, был «забойный». То есть, действительно рассчитанный на полный вынос мозга. Казалось, что-то дьявольское и зловещее вплеталось в эту какофонию звуков и перемалывало кости черепа. А танцующие под него люди казались дрессированными собачками, попавшими под влияние своего невидимого, но властного хозяина, который заставил подчиняться беспрекословно эти безвольные души. Что-то ревело, било, скрежетало и бесилось. И будто большой смерч, образованный этой странной вибрацией, вырвался, наконец, наружу и полностью сокрушал теперь всё и вся, сметая всё светлое вокруг себя на огромном пространстве, разделяя людей и навсегда отбрасывая их друг от друга… И Маша вдруг ощутила, что она и Николай отныне и навсегда разъединены этой мощной, дьявольской силой…

Ей стало страшно. Но главное, что ей было сейчас нужно, стало срочно для неё необходимым – это ветер и свежий воздух. Немедленно, поскорей вырваться отсюда! Иначе её, наверное, прямо здесь и сейчас вывернет наизнанку, вытошнит зелёными соплями… Неужели, это именно так, совсем не эстетично, выходит ушедшая любовь? Тошнотворный клубок, сформировавшись, как показалось, в сердце, застыв болью, стал подниматься вверх, к горлу, и ей стало муторно и противно.

Входная дверь квартиры сейчас, когда Маша снова оказалась в прихожей, была закрыта лишь на цепочку. Сняв её, Маша открыла дверь и вышла на лестничную площадку.

Ледяной злобой саднило сердце. Комок боли, что подступил к самому горлу, казалось, вырывался наружу. Но, вдобавок ко всему, её действительно вырвало, и прямо на лестницу. А потом, она услыхала снизу шаги и голоса… Сюда поднимались люди. Маша посмотрела вниз, вгляделась в лестничные пролёты: там мелькнули фигуры двух плотных мужчин. Ей абсолютно не хотелось сейчас, в таком виде, попадаться кому-либо на глаза. Потому, вместо того, чтобы теперь спускаться, Маша, толком сама не осознавая, зачем, спешно устремилась по лестнице вверх… Будто, от всех убегая.

И уже сверху, она слышала, что незнакомцы звонят именно в ту же самую квартиру. Кроме громкого звонка, ещё их грубые, громкие голоса, со смесью матерных выражений, донеслись до девушки.

Тем временем, она вскоре добежала до самой верхней площадки. Её тупик заканчивался обшарпанной, чуть приоткрытой дверью: она вела то ли на крышу, то ли на чердак. Маша рванула на себя эту дверь со злобным остервенением.

«Вот и всё. Это – конец наших с ним отношений… Но, почему так гадко на душе? Можно подумать, что я разбиваю кому-то сердце, предаю давнего друга. Будто, совершается что-то непоправимое, и мир разбивается на кусочки, а вся моя жизнь – вдребезги… Вот и всё… С этой пустой и полутёмной площадки, где нет квартир, дверь ведёт, скорее всего, на небольшой чердак, а с него – есть выход на крышу… Прыгнуть?», – промелькнула шальная мысль, в миг отчаянья…