Алла Полански - В ритме сердца

Однако я всё же согласилась. Со мной такое бывает: зная, что, возможно, в какой-то момент совершаю самую глупую ошибку в своей жизни, всё равно стремлюсь пройти начатый путь до конца. Это как гипноз. И в этот раз, положив свою ладошку в его тёплую крепкую руку, снова не ожидала, что так легко и непринуждённо, отбросив все сомнения, пойду с ним на середину танцпола.

Может быть, он хотел почувствовать себя живым; может быть, виной тому была чарующая музыка – бархатный мужской голос пел на французском языке о любви – но он привлёк меня ближе, чем полагается доселе не представившимся мужчине.

Изысканно-тонкий запах одеколона, смешанный с горем, делали его загадочным и непредсказуемым. Я ещё противилась слишком тесному вторжению в мою приватную зону, то ли отталкиваясь от его груди, то ли держась за лацканы пиджака, но, прикрыв глаза, легко шла за ним в танце, так легко, как это было с мужем. Я чувствовала, что он тоже вдыхает запах моих волос с макушки, отчего его горячее дыхание вызвало будоражащий озноб во всём позвоночнике.

И вдруг, на этом трепещущем моменте, музыка неожиданно закончилась. Проводив меня до столика, он сказал, что сейчас вернётся, и… ушёл. Прождав его минут десять, я ощутила неловкость ожидания незнакомого мужчины, подозвала официанта и, расплатившись по предоставленному в папке счёту, вышла на улицу.

Февральский вечер стоял синим и отрезвляющим. Не дожидаясь такси, медленно побрела пешком. Впервые за много лет я почувствовала пронизывающий укол в сердце, будто оно отходило от холода, таяло под натиском настигающего его жара.

Я не мог не ездить к ней на могилу. Мне всегда казалось, что если я очень хорошо постараюсь, то долгожданное счастье снова вернётся в мои руки. Я готов рыть заснеженный холм руками, ожидая знака от той, которая спряталась так глубоко. Но ни одного, даже малейшего знака не было, и это медленно убивало. Я забылся, и только потому, что рисунок на мраморе стал плохо видимым, понял – надо возвращаться в пустую квартиру и делать вид, что до сих пор живой.

В машине тоже холодно, как в склепе, и оттого мерзко как-то, паршиво. Заведя уже остывший мотор, подождал немного, прогревая двигатель, а заодно и пытаясь выбраться из колючих воспоминаний, но кладбищенская тишина и уходящий в сумерки день делали мир каким-то нереальным.

Резко развернувшись, направил автомобиль на шоссе, ведущее в город, и почти проехал мимо молодой женщины похожей на птицу, взъерошенную февральским ветром.

Дав по тормозам и тотчас сдав назад, я нажал на кнопку стеклоподъёмника. Окно плавно опустилось, и я крикнул ей, чтобы она села в машину. Незнакомка послушно опустилась на сиденье рядом и какое-то время исподволь наблюдала за мной. Датчик показывал, что дверь не закрыта, и мне пришлось напомнить ей об этом. Сказать мягко не получилось – застывший от холода голос прозвучал резко и даже в какой-то степени грубо. Да, собственно, какое мне дело, каким голосом нужно говорить с ней – это просто жест вежливости, рука помощи в студёный день.

Я перевёл взгляд на дорогу, наплывающую на нас унылым серым полотном. Только бы сейчас эта попутчица не лезла в душу. Но девушка молчала, она просто отвела глаза и стала смотреть в окно. Но в какой-то момент, отвлекшись от дороги, я опять поймал её взгляд, полный жалости.

– А вы давно ели?

Чёрт побери, мне не нужна жалость. Я продолжал безмолвно вести машину, и она, вжавшись в автомобильное кресло, будто тут же уменьшилась в размере и больше не задала ни одного вопроса. А я вдруг вспомнил, что действительно давно не ел.

Въехав в город, плавно вырулил к ресторану и посмотрел на девушку – она, согревшись, сладко дремала. Не хотел её пугать и, уж тем более, будить от такого блаженного сна, но от сработавшего тормоза она резко открыла глаза и настороженно уставилась на меня.

– А давайте и вправду поужинаем? – постарался произнести как можно дружелюбнее.

– Я с удовольствием выпью кофе.

Впервые, как остался один, я почувствовал голод. Может быть, запахи свежеприготовленной пищи способствовали этому, но это стало для меня маленьким открытием. Сделав заказ и дождавшись, когда ей принесут вина, я внимательно посмотрел на свою спутницу, изучая её внешность и непроизвольно стараясь запомнить каждую деталь её образа. Молодая женщина, скорее девушка, лет двадцати пяти или, может, двадцати восьми; матовая смуглая кожа, большие, как переспевшая вишня, глаза, волосы каштанового цвета, собранные в классический узел. Не в моём вкусе, в общем. Она потягивала вино по глоточку и, стараясь не смотреть на меня, рассеянно переводила взгляд то на интерьер ресторана, то на других посетителей.