Евгений Пышкин - Время без героя

– Извини, а ты со всеми так?

– То есть, что «со всеми»?

Мокшаеву показалось, что Евгений неумело попытался сбить его с мысли.

– Ну, сразу начинаешь говорить на серьезные темы?

– А-а… – Андрей улыбнулся и весело хмыкнул. – Нет, конечно. Я тоже не начинаю разговор первым, а на такие темы тем более. Бывает, знаком с человеком, но понимаешь, не стоит откровенничать с ним, а то мало ли… А увидел тебя, думаю, можно пофилософствовать.

– То есть, я не опасен?

– В каком-то смысле.

Евгений машинально провел пальцем по золоченому тиснению и положил книгу на стол. Он невольно бросил взгляд вниз, где на полу лежала его сумка.

– Знаешь, – опять заговорил Андрей, – иногда видишь человека, посмотришь на него, посмотришь в глаза так внимательно и поймешь: он тебя не воспринимает, но все равно по приколу начинаешь грузить. Сначала у него удивленный взгляд, потом округляются глаза, а затем наступает реакция в зависимости от темперамента.

– Типа развлекаешься? Любишь поставить собеседника в тупик?

– Но почему сразу в тупик? Такой цели нет. Но можно и так сказать. Типа того.

– А если он тебе задаст вопрос, на который ты не сможешь ответить?

– Например?

Евгений ненадолго задумался, бросил взгляд на книгу, и вопрос родился сам собой:

– Что такое русская идея?

– Вообще-то это очень просто. Берешь у Бердяева книгу «Русская идея» и последние пять листов этого произведения и есть русская идея. Там всё предельно и понятно, но если ты хочешь услышать ответ от меня, а не от Бердяева, то я скажу так: существует мифический пес о пяти ногах, он и есть на самом деле русская идея. Она, допустим, дремлет между Санкт-Петербургом и Москвой. Ну, как между Востоком и Западом. Когда возникает угроза уничтожения славянского мира, пес просыпается и наступает.

– На врагов русской идеи? – Андрей кивнул. – Но где логика. Если враги, понятно кто, будят пса, они не понимают, что за этим последует? И почему пес с пятью ногами?

– Ну, так он же мифический, а не простая дворняга. Раз мифический, значит, он должен отличаться от простой собаки. А вот враги… Враги встают на одни и те же грабли всегда, потому что выдумывают неверный символ России. А какой он? Правильно, медведь. Но Россия не медведь, она – мифический пес, который дремлет среди снегов, и тревожить его сон куда опаснее, чем выманивать косолапого из берлоги.

– Зачетно. Мне понравилось. Реально понравилось. И прозвучало это гладко и образно.

– Просто я заранее приготовился. Шучу. Конечно, я об этом много раз думал.

– Ну, ладно Бердяев. Это прошлое. Как тебе Шевчук?

– А причем здесь русская идея и Шевчук? Конечно, он гений, но, по-моему, депрессивный. Возможно, оттого что долго на свете живет.

Евгений поднял сумку и бросил в нее книгу. Мокшаев это расценил как сигнал к окончанию разговора.

– Кстати, между прочим, – вспомнил Андрей, – ты как-то раз упоминал, что твоя деревня называется Филипповское. Случайно услышал.

– Да.

– Борское направление? Это недалеко от Каликино?

– Километров пять.

– Я в курсе. У меня там тоже дом.

– Где там? В Филипповском? Серьезно?

– На Жаренном Бугре.

– О как. Я тебя в деревне не встречал.

– Разные компании. Это покажется тебе странным, решишь, что я того или подвох, но я собирался пригласить тебя на свою днюху. В деревне.

– Это, в натуре, странно.

– Едва знакомы.

– А подарок?

– Да ладно тебе. Ты не грузись. Просто приди – вот будет подарок. В деревне мы еще словимся. Если не понравится – уйдешь.

– Ну, знаешь, так тоже не делают.

– Значит, составишь компанию, чтоб скучно не было?

– А твои днюхи проходят скучно?

– Да нет. Это всего лишь мне, пресыщенному жизнью подростку кажется, что на мир наступает тот самый пес.

– Тогда на откровенность. У тебя есть мечта?

– А в чем прикол?

– Если есть мечта, ну, цель, то надо к ней идти и не тратиться на остальное. И не будет скучно.

Мокшаева задумался и его взгляд ушел в себя, будто попал под действие гипноза. Через несколько секунд он пробормотал:

– Была у меня мечта. В детстве. – Андрей недобро улыбнулся, словно вспомнил о пакости, которая осталась безнаказанной. – В советском журнале «Веселые картинки», так вроде он назывался, однажды я увидел рисунок: мальчик в полосатой футболке стоял в кабине поезда и смотрел вдаль, держась за руль, или как эта штука называется у машинистов. Штурвал? Ну, в общем, пацан вел поезд. Художник изобразил его со спины, но так чтобы зритель мог видеть, куда он смотрит. Впереди были рельсы до горизонта, высоковольтные линии и еще что-то. Неважно. Рельсы и линии сходились в одной точке. Я тогда позавидовал пацану: вот эта профессия! Со временем желание стать машинистом прошло, но картинка осталась в памяти. Зато я понял, в чем заключалась мечта. В пути. Дело не в том, что я хотел стать машинистом или куда-то прийти. Такой цели не существовало. На самом деле я желал получить эту профессию лишь ради того, что бы стремиться вдаль, чтобы наяву пропустить через свое сердце ощущения дороги.