Нагрянули в депо. Обследовали токарные станки, фрезерные: не подхватили ли резцы и фрезы Петровича, станки постаревшие, «ослепшие» не помяли ли организм, случалось ведь, что резцы выскакивали и разрисовывали токаря такими узорами, что мужики вздыхали и говорили: последняя роспись. Не забыли и кладовые, деревянный уличный туалет, продули вентиляционные трубы: не затянуло ли ненароком. Обследовали крыши домов, потому что слышали: раньше, а когда именно раньше, просто раньше, на крыши домов крыщевались инопланетные корабли. Из них вылетали инопланетяне с третьим глазом, а зачем им нужен был третий глаз, если и двух много, заходили в хаты, вели себя скромно, прилично, не хулиганили, садились за стол, выпивали, но никого не забирали, а в этот раз, может быть, сел какой-то прилётный на какую – то хату и умыкнул Петровича.
Словом, проверили все углы и закоулки в надежде, что жизнь Петровича на время спряталась в них, но жизнь не нашли, зато разговоров о жизни через край хватило.
На этом поиски не кончились. Мужики и бабы в посёлке были упрямые, на дело хваткие, что и доказали, перевернув всё вверх дном в хате, хозяйственных постройках Петровича. Провели самый углублённый глазной и бинокулярный осмотр, даже до ручного добрались, да так скрупулёзно, что в доме Петровича и в подворье загуляли тишь и пустота. А что в пустоте искать. Если кто-то подумает, что вещи украли, то это совсем не так. Хозяина нет. Почему вещи должны страдать от пыли, гниения. За ними уход нужен, забота. А главное память, чтобы не запустить её до забвения Петровича.
При поиске в доме были некоторые странности, но никто не обратил на них внимания, а обратить было нужно. Может быть, не случилось того, что случилось дальше. Мебель оказалась такой тяжёлой, что мужики вытаскивали её, обливаясь потом. Даже скамейку, сколоченную из трёх досок, на которой любил вечерами отсиживать Петрович, углубляясь в мысли, почему жизнь так быстро текуча, удалось оторвать от пола не одному, а пятерым мужикам, но мы сами бы и не оторвали, говорили потом они, если б не какая-то нам помогла сила. Они пять раз вытаскивали огромный деревянный шкаф на улицу, но, возвращаясь в дом, заставали шкаф на том же самом месте. «Чудо», – говорили мужики, на что бабы отвечали «Перебрали вчера в бусугарне вот вам и чудится». Всё происходило впопыхах, спешке, очень похожей на разгром, а поэтому о мелочных вопросах, что, да как не задумывались.
– А почему мы ищем сами, – задумались посельчане. – Для таких дел имеется полиция.
Поиски полиции, начавшись утром, под вечер прекратились, так как все полицейские утверждали, что, когда они искали Петровича, их охватывал такой страх, что они готовы были бежать куда угодно. Заставить полицию продолжить поиски, это было всё равно, что вытащить зубами двухсотмиллиметровый гвоздь, загнанный по самую шляпку. На полицию махнули рукой: зарядились вчера вечером крепко в бусугарне, утром не похмелились, а на непохмельных не только страх наскакивает, сам чёрт в душу ввинчивается.
Дело вновь откатилось в руки посельчан, и они решили добраться до конечного выездного пути из жизни: кладбища. Может среди крестов затерялся Петрович. Крест силу имеет. Если прихватит кого-нибудь, то, как не цепляйся за поверхность земли, он всё равно оторвёт и вглубь утащит.
Добрались до кладбища и обомлели. Мать твою! Как понимать? Вытащили из постели самого умного человека в посёлке Парамоновича, а почему самого умного, потому что другого умного не было и спросили, что же это такое? – но он промолчал.
Могилка, венки, памятник, надпись: Анатолий Петрович Задоров. Да ещё какой памятник! Не из листового железа сваренный, а мраморный. Дорогой. Где же Петрович такие деньги загрёб? Характера был не мутного, а чистого. Да и хозяйство было не в размахе. Хата, огород и велосипед послевоенный. А самое непонятное, как он оказался на кладбище? Вопросов было так много, что у посельчан совсем выветрились остатки толка. Плюнули они на это дело и решили, что распутывать дальше не станут. Так и остались бы посельчане при мнении, что Петрович каким-то неизвестным образом умер, и кто-то неизвестный тайком похоронил его, если бы не пришли две телеграммы от него.
– Непонятно, – единодушно выразились посельчане, прочитав первую телеграмму. – Он что? Могилку сам себе копает и памятник себе ставит, а потом сам себя хоронит. Зачем? Чтоб мы посчитали его умершим? Хорошо – посчитали. Затем он направляет вторую телеграмму, что он живой. Зачем? Чтобы мы посчитали, что он живой. Хорошо – посчитали. Так живой он или умер?
Читать дальше