Олег Мамонтов - Прощайте, сожаления!

Всё взвесив, она склонилась к тому, что надо возвращаться в Ордатов. Это было трудное решение, хотя Москву она едва терпела, воспринимая огромный город как суматошный человеческий муравейник. Не любила она и москвичей, завидуя им и считая их заносчивыми. В столице ей нравились только тихие спальные окраины вроде Отрадного, отчасти похожие на микрорайоны Ордатова. Но проблема заключалась в том, что возвращение в родной город было равносильно признанию поражения. Во всяком случае, именно так будут думать все её ордатовские знакомые, для которых само по себе проживание в столице означало успех. Однако выбора не было. Не идти же, в самом деле, на стыдную для неё работу вроде сотрудницы службы доставки на дом еды из ресторанов, к тому же под началом бывшего неверного любовника…

Проститься с Москвой она решила в том месте, которое считается «знаковым» для этого города, – на Арбате. Там она любила гулять, делая при помощи смартфона снимки-«селфи» для своего «живого журнала», как бы вписывая себя в культурную и историческую среду столицы. На этот раз она сфотографировалась на фоне особняка Хитрово, где жил Пушкин, и «дома с привидениями», с которым связана какая-то романтическая легенда. Она смотрела прощальным взглядом на неширокую улицу с разномастными дворянскими особняками и старинными доходными домами, на толпы нарядных людей, гулявших по сплошному тротуару, и чувствовала, как что-то обрывается в её душе. Когда ещё она вернётся сюда?

Внезапно к ней пришла мысль о том, что потомков живших на Арбате в дореволюционные времена нет среди тех, кто ныне гуляет здесь. Или их очень-очень мало. Это же был «спальный район» аристократической Москвы, в этих домах представители родовитых семейств ходили в халатах и пили кофе перед тем, как отправиться на светский раут или на бал. И ни Пушкин, ни Гоголь, ни Аксаков, ни Лев Толстой, жившие на Арбате или в ближайших переулках, ничего не написали о нём в своих произведениях. Во всяком случае, Александра не припоминала описаний Арбата у классиков. Эта географическая среда московского дворянского быта считалась в их пору, наверно, слишком будничной, всем известной и никому не интересной «материей». И только после революции, когда в дворянских домах были устроены коммуналки, здесь появились будущие «певцы Арбата» – дети выходцев из национальных окраин, которые в своих произведениях изобразили Арбат как некое особое, замечательное и родное для них место. Странно, что оба знаменитых «певца», литературно обозначив своё присутствие здесь и тем самым как бы «застолбив» за собой право на Арбат в качестве его законных насельников и «детей», умерли за границей: один – в Париже, другой – в Нью-Йорке. Не потому ли, что именно туда их на самом деле влекло всю жизнь? Зато теперь неподалёку находится редакция радио «Слухи Москвы», у половины сотрудников которой предки не только не жили в Москве, но и не могли покидать «черту оседлости»…

Арбат с его новодельной брусчаткой, вазонами, фонарями «под старину» и ряжеными аниматорами вдруг показался Александре огромной декорацией, и ей стало скучно. Ей захотелось домой. И так было бы хорошо, если бы её там ждала хоть какая-то работа! Прежде, чем спрятать смартфон, она отправила короткую эсэмэску Каморину, своему давнему ордатовскому знакомому и одно время даже любовнику: «Дмитрий, мне надо вернуться. Нет ли для меня в Ордатове работы?» Отправив послание, она вздохнула: на самом деле ей хотелось получить весть о таком повороте судьбы, который позволил бы ей остаться в Москве. Вот если бы о ней вспомнил кто-то из редакторов столичных изданий, в которых она пробовала работать!.. И ещё ей взгрустнулось о том, что не вернуть то время, когда она, ещё молодая, крутила любовь с Камориным…

Воспоминания о Каморине оставались в числе тех эмоциональных скреп, которые привязывали её к ордатовскому прошлому. Правда, в последнее время, живя в Москве, она не часто думала о нём, поскольку считала, что отношения с ним уже в прошлом. Но порой ей приятно было представлять себе, что вот живёт в Ордатове человек, для которого она дорога. Она сошлась с ним после начала своей работы в «Ордатовских новостях», где он в ту пору считался уже опытным сотрудником. А спустя два года бросила, когда Аркадий Пиковец позвал её в «Ордатовскую неделю». В её выборе в пользу Пиковца расчёт если и был, то лишь подсознательный, интуитивный: ведь в женскую природу заложено стремление ко всему сильному, внушающему доверие. И именно таким казался ей Пиковец, пусть уже очень немолодой и давно женатый. Изначально, сходясь с ним, она знала, что он останется в своей семье, что между ними возможна только тайная связь.