Павел Поповкин - Железный дневник

– Палатка двухместная, есть кому согреть, – заметил старик.

Поплавки получили полную свободу, мы внимательно следили за девушкой. Несмотря на холод, она решила искупаться. Представление началось. Сняла футболку, небрежно откинула. Несколько желтых струнок змеились по телу – подобная конструкция называется откровенным купальником. Мои близорукие глаза не различали веревочек – слишком далеко до того берега, – поэтому видел абсолютно голую красавицу. Возбужденное воображение часто дополняет и приукрашивает то, что бессильно объять слабое зрение. Грудь представлялась почти мальчишеской, талия – уже моего запястья, зато ноги и руки невероятно длинными (долгоиграющие). Казалось, она ангелом парит над речкой и поет чарующую песенку, на самом деле энергично плыла в стиле брасс, по ходу фыркала и отплевывалась. Держала курс в нашу сторону.

– Она ныряет! Там как в холодильнике! – переходя в крик, волновался старик. – Август, август на дворе, Иван в полночь нассал в речку! Проберет ее дрожь, судорога схватит. Потонешь, дочка!

– Пашка, лови удачный случай, – сладострастно шептал дядя Виталя. – Обними покрепче и тащи домой. Сыграете на диване свадьбу!

Девушка продолжала заплыв, к счастью, не слышала нас, не замечала пару ненасытных глаз… Какое неземное наслаждение ожидает того, кто порвет эти желтые струны и нащупает то, что они едва скрывают! С каждым движением рук полуголой пловчихи я сильнее чувствовал свою настоящую животную сущность, по щекам, животу бурно растекалась жаркая невидимая смесь. Надо действовать, перевоплотиться в похотливого подлеца и плыть навстречу добыче, пленить, а затем нежно изнасиловать. Хотелось потерять девственность, здесь и сейчас… – Ну, выдумал – Паша-самец! Ты – не самец, ты выше этого! Нет-нет, не посмеешь! Хорошее воспитание переломит инстинкты. Ты маменькин сынок, одомашненный зверек. Замри и наблюдай за поплавком! Вот так, правильно, Паша.

Старик суетился, охал и ахал. Вычислив, куда причалит девушка, покинул свою удочку, снял плащ-палатку, расстелил на траве. Уперся руками в бедра и высматривал: как там, что там, скоро ли?

– Осторожно, везде битое стекло, – руководил он заплывом. – Курс чуть левее, я постлал ковер, сюда греби, тут безопасней, тут друзья и горячий прием.

Девушка достала ногами дно, встала. Чуть смутилась от столь пышной встречи и возрастающего зрительского внимания. Впрочем, она сполна получила то, ради чего плыла сюда. Поблагодарив чересчур заботливого старика, хотела немедленно отправиться в обратный путь. Но настойчивое приглашение заставило передумать, согласилась немного отдохнуть. Приветливо улыбнулась нам. Представление продолжилось. Старик быстренько стянул с себя еще свитер, чтобы укрыть эти прозрачные плечи.

– На, пригодится вместо полотенца, а лучше надень. Не бойся табачной вони, я привык, и ты привыкнешь.

Пловчиха осторожно понюхала свитер, после чего вернула.

– Спасибо, дедушка, мне все равно надо лезть в речку.

Веселая, мокрая прическа скрывала ее тонкое лицо. Завораживающее видение! Восторги внутри меня рвались наружу. Во что бы то ни стало надо сказать комплимент… – Не надо! А как же поплавок, не отвлекайся! Назад – к приличиям, кому сказано, учись, Паша, сохранять дистанцию.

Старик, напротив, не сдерживал своего внутреннего романтика, присел рядышком с гостьей с того берега, задумчиво уставился на божественные икры и щиколотки, дал волю чувствам.

– Как же сердце чешется. Медуза Семеновна, Ундина Васильевна, Наяда Федоровна! Как зовут тебя? Нет-нет, не говори. Я знаю, кто ты. Вернулась! Маша – ты вернулась! Волосы – такие же, как у моей жены, когда ей не было и двадцати лет, такие мягкие, что хотелось их гладить целую ночь. Мы часто купались в нашем деревенском море. Когда волосы были мокрые и падали, как сейчас твои, на зеленые глазки, то ничего, кроме Маши, на свете не существовало. Увидел бы ее Сережа Есенин или Саша Пушкин, так бы и захлебнулся стихами…

Аудитория зашевелилась, дядя Виталя пронзительно захрипел (горло болело, не мог как следует рассмеяться).

– Все вы дураки, – не оглядываясь на нас, пел старик. – Если такая девушка приплыла сюда, значит, отменяется рыбалка, отменяется старость. Я – сердцеед. Звание, каким должен гордиться каждый настоящий мужчина.

– Страстный рыбак, – улыбнулась девица, пожала грубую сучковатую руку, тот в ответ простодушно чмокнул ее ладонь.

– Задыхаюсь от радостных чувств. Приказывай, исполню все, что пожелаешь!