Анастасия Горкина - Верный

– Не ревнуй, Витенька. До вечера я всегда твоя, не забывай.

– Насколько я знаю, сейчас утро, а ты уже с клиентом.

Верка оставила это без внимания. Она начала поправлять ему галстук, который не нуждался в уточнениях.

– Заказ главы. Личный, – тихо сказала Вера и отошла от мужчины.

– Ты там поаккуратнее, Верка, иностранцы – чужаки, от них не знаешь, чего ждать.

– Неужели я слышу заботу в твоем голосе, Вить? – спросила девушка и растерянно посмотрела на него.

– Думаешь, мне приятно будет узнать, что ты слегла с позорной болезнью, а потом выслушивать от отца, что нам срочно нужна официантка?

Верка погрустнела. Она поняла, что Виктор просто потешается над ней. «Легко смеяться над подстилкой, когда сам и образование имеет, и работу приличную», – подумала девушка и уже собиралась вернуться к «заказу», но вдруг почувствовала на своих плечах крепкие мужские руки.

– Конечно, я за тебя переживаю, дурочка, – прошептал Витя ей на ухо, слегка приобняв, и уже громко добавил: – Увидимся в трактире, Верка.

Мужчина проводил взглядом уходящую парочку. Что до Верки, то она, конечно же, была влюблена в Крушина-младшего, а вот Виктор не питал к ней взаимных чувств. Он лишь безумно был к ней привязан, не представляя и дня без нее. Как же можно прожить без этой чудной хамки, которая всегда рядом… Безответная любовь или безграничная привязанность: какая из историй в итоге принесет больше боли, покажет время.

Виктор не спешил идти в трактир. «Не стоит отцу видеть мои слезы», – подумал он и направился к старухе Грильяж, получившей свое прозвище не за любовь к конфетам, а за твердость и принципиальность. Для этой бабушки не существовало разных точек зрения, широты мысли и прочей философии. Грильяж жила на чердаке у местных богачей, которые свято верили ее гаданиям, а она этим пользовалась. Виктор часто навещал старую женщину, ведь она была другом отца.

Пыльное и ужасно захламленное жилище в полумраке казалось чем-то таинственным и, несомненно, притягивало. Грильяж, седая, с дряблыми руками и морщинистым лицом, сидела на полу в каких-то обносках и раскладывала карты.

– Доброе утро, Грильяж! – с улыбкой поприветствовал Виктор старуху.

– И тебе, Витенька, и тебе. К мамке захаживал?

– Захаживал. Могилку прибрал немного, а то всю перекосило.

– Как там она? – старуха явно пропустила все сказанное мимо ушей, но Крушин не обиделся, потому что знал: Грильяж не способна сосредоточиться на всем сразу. Она продолжала заниматься раскладом.

– Знаешь, на жизнь не жалуется, – ответил Виктор.

– О, узнаю в тебе Феденьку. Сарказм здесь лишний, мальчик мой.

– Кстати, насчет отца: люди говорят, что он собрался уезжать.

– Люди все равно что голуби, ворковать только умеют. Или ты обучился птичьему языку?

– Обучишься тут, как же. Погадаешь мне? – Виктор не верил в это, но подобная глупость помогла бы ему расслабиться перед встречей с отцом.

– Бери-ка ты ноги в руки, Витюш, и проваливай побыстрее. Я не гадаю неверующим, – старуха зло посмотрела на него и окончательно потеряла к молодому человеку интерес.

– Грубая ты, Грильяж, хотя у отца гонору побольше будет, – напоследок сказал Виктор и покинул чердак.

Как бы он ни тянул время, но пришла пора идти в «Синие ели». И снова пустая улица, снова ветхий мостик и речушка. Виктор зашел в деревянную постройку, перебросился парой фраз со Швырягиным, грустно посмотрел на осиротелый стул Верки (она всегда сидит тут утром) и немного помедлил, прежде чем постучать в дверь и войти. Каждая встреча с отцом давалась ему тяжело.

– Здравствуй, пап. Как дела? – Виктор сел на обшарпанный стул возле выхода.

– Так разве себя ведут приличные люди? Не видишь, отец работает! Нечего так голосить! Молча вошел и молча сел, – жестко произнес Крушин, не отрываясь от своих бумаг.

– Не обучен манерам по вашей милости, папа, – съязвил сын.

– Ты мне еще поговори! – Федор Константинович посмотрел на него с ненавистью и громко стукнул кулаком по столу.

Виктор был невозмутим, даже позволил себе закинуть ногу на ногу и закурить.

– Не смотри так. На меня уже бросали такой взгляд. Заходил сейчас к Грильяж.

– Как там старуха? – немного смягчился Крушин. Когда разговор заходил о его друзьях, он откладывал все свои дела.

– Ничего. Руки трясутся, голос, как у больной.

– Жива еще, и ладно, – отозвался Федор Константинович. – Чего расселся?! Кто работать будет?! Живо!

– Ты меня жизни не учи. Уже ученый, – тоже повысил голос Виктор. Он медленно поднялся и, играя трубкой, начал ходить из угла в угол. – Ты лучше скажи: к маме ходил?