Летом, в возрасте семи лет, я с подружками увлеклась рыбалкой. Откуда взялись, и кто делал для меня удочки – не помню. Но когда я, гордая, приходила с уловом, состоящим из нескольких маленьких рыбешек, мама непременно их засаливала, и мы их торжественно развешивали вялиться. Сосед, милиционер, хитро подмигивая, говорил: «Кормилица!».
Был год, когда в нашем краю со страшной силой расплодились суслики. Власть ничего лучше не придумала, как обязать каждого ученика бороться с этим природным катаклизмом. И в знак успешности этой борьбы необходимо было к назначенному сроку каждому принести в школу по две шкурки суслика. Уклонившихся от этой классовой борьбы, естественно, ожидал общественный позор. Ну что было делать моей маме, имеющей двух учениц в семье и не имеющей ни одного мужа, которого можно было организовать на поимку сусликов?
А процедура поимки суслика состояла в выливании его, бедолаги, из его же собственной норки. Выглядело это так: в норку один человек лил воду из ведра, а визави в это время держал на норке руку в виде полукольца с целью сцепить его на горле у бедного вынырнувшего из своей затопленной норки суслика. Процедура не для слабонервных, правда? А тем более, не для девочек, воспитанных в гуманной среде на сказках Андерсена и братьев Гримм. Но ведь мама – секретарь парторганизации, как же она может пренебречь народный почин! Видя, как я лью слезы над судьбой суслика, мама отправила меня домой как несправившуюся с партийным заданием. Как она решила эту проблему – не знаю, но на нашей двери вскоре красовались четыре свежевыпотрошенные шкурки, которые мы с сестрой, как все, гордо отнесли в школу и положили на алтарь урожая зерновых.
На протяжении всего детства мама была для меня непререкаемым авторитетом. Только однажды я почувствовала неуверенность в ответе на мой вопрос и поняла, что есть вещи, с которыми надо разбираться самой.
Мы часто ездили на трамвае в нашем городе по одному и тому же маршруту. Какое самое распространенное занятие для ребенка в трамвае? Читать вывески и спрашивать маму, что это значит. Однажды я прочитала незнакомое слово «ИЗОТОПЫ». Естественно, сразу был задан вопрос, что это такое. Мама сказала, что это магазин, в котором продают научную литературу. «Но почему он так называется и кто такие эти изотопы?» – не унималась я. На это было произнесено что-то невнятное, что было не свойственно ей, учительнице. Я поняла, что она этого не знает, и смутилась за нее. Больше я не задавала этого вопроса, и каждый раз, проезжая мимо этого здания, пугалась и его сурового серого вида, и тех зловещих изотопов, которыми оно было населено. Я строила планы, как зайти в это здание и все-таки узнать, что же это такое. Но как? Я пыталась найти себе попутчиков для этого мероприятия, но оказалось, что это никому неинтересно. Когда я повзрослела и стала передвигаться самостоятельно, вывеску сняли, и в этом здании расположили какой-то НИИ, которых в то время было больше, чем магазинов, и для меня так и осталось тайной, что же скрывалось под этой странной вывеской.
Мама всегда пользовалась большим успехом у противоположного пола. Почему при этом она так и не смогла из большого количества воздыхателей и мужей выбрать единственного? Был один Вася, проживавший в Ленинграде. Это был третий Вася на мамином пути. Отца моей сестры и моего тоже звали Василиями. Так вот, роман с Василием третьим был очень непростым. Мама ездила в Ленинград, приезжала оттуда вся такая трепетная. Даже я, совсем еще маленькая, любила этого Васю, потому что мама была уж очень хороша после встреч с ним. Несколько раз и он приезжал к нам. Смутно его помню. Кажется, их союз не состоялся из-за нас с сестрой. Наверно, ему была нужна только мама…
Был один достойный мужчина в ее жизни, встречу с которым ей подарила судьба в зрелом возрасте. Я очень хорошо помню статного полковника строительных войск. Он руководил строительством города, в котором мы жили. Звали его Сергей Иванович. Светлая ему память! Когда он приходил в наш дом, с ним вместе врывался праздник. Причем, праздник не разухабистого веселья, а праздник души. Он вносил в дом надежность, ласку. Даже я, двенадцатилетняя девочка, начинала чувствовать себя кокоткой. Как он пел романсы, аккомпанируя себе на рояле! Даже в морозы он всегда приходил в наш дом с цветами. А как он хвалил мамин лимонный пирог! А как светились мамины глаза! Больше таких пирогов у мамы никогда не получалось.
Долгое время у нас стояла мебель, подаренная им нам на новоселье. Долго я носила военную рубашку, которую он по моей просьбе мне подарил.
Читать дальше