Артемий Леонтьев - Москва, Адонай!

– Дай отгадаю, ты за деньгами? – Дивиль залпом проглотил оставшуюся текилу и запил острой сангритой.

Дочь нахмурилась и осуждающе посмотрела на отца:

– Ну почему сразу за деньгами? Что я так просто не могу прийти пообщаться? Делаешь из меня меркантиль какую-то… Прямо не дочь, а чудовище.

– Не собирай, я такого не говорил. Ну, так сколько нужно опять?

Полина раздражительно качнула головой:

– Да тысяч десять дай, а то на мели совсем, пока зп не начислили.

Дивиль залез в кошелек и достал пять тысяч:

– Возьми, больше нет, я тоже не резиновый. Остальное мать добьет… – раздраженно покосился на бирюзовую сумочку дочери, – в следующий раз будешь думать, прежде чем свои питоновые штуки покупать… страшно подумать, сколько эта дрянь стоит…

– Ой, пап, давай только не будем об этом…

Дочь взяла деньги и убрала в сумку.

– Скажи лучше, что с личной у тебя, Поля? Как там твой Бельмондо карманный? Здравствует, артишонок?

Дочь скривила лицо и усмехнулась:

– Не спрашивай. Разбежались. Даже вспоминать не хочу, куда вообще смотрела?

Режиссер оскалился:

– В этот раз ты хотя бы полгода протянула… Рад, что ушла от этого клоуна. С трудом себя сдерживал, чтобы по роже ему не заехать, когда он начинал о чем-нибудь рассуждать… Мне кажется, он иногда членом трется о свое отражение в зеркале… Ты его не ловила за этим делом ни разу, пока жили вместе?

Полина засмеялась и отпила из бокала:

– Нет, но вполне допускаю, что такая форма досуга для него возможна, – посмотрела на отца с теплой насмешливостью. – Просто как дура на тело его повелась… Ну один раз прикольно, да, не спорю, но на один раз можно и мальчика по вызову снять – они еще четче… а жить с этим фитнес-манекеном… нет уж. Терпеть только эту пыльцу его нарциссную…

Отец нахмурился:

– Ты пробовала, что ли?

Дочка вопросительно уставилась на отца, не поняв, о чем он спрашивает.

– Ну, мальчика по вызову снимала?

Полина засмеялась и отвела глаза в сторону Абика. Убедившись, что бармен ничего не услышал, снова повернулась к отцу:

– Я просто пример привела, нет, конечно, не снимала.

Врет, по глазам вижу, пробовала. И взгляд отвела… Вчера еще манную кашу с розовых колготок…

– Я с Димой сейчас вообще встречаюсь.

Дивиль усмехнулся:

– Быстро ты… Так ты же не любишь его? Он давно к тебе клеился, помнится.

Полина поджала губы, постучала длинными ногтями по бокалу.

– Ну и что, он хороший все равно…

Как же мы катастрофически глупы… живем всю жизнь понарошку, пичкаем себя всяким говном – потом, мол, наверстаем… типа бессмертные. «Хороший» – словечко-то какое дегенератское.

Догадавшись о мыслях отца по хорошо знакомой морщине на лбу, похожей на солженицынский шрам, Полина возмутилась:

– Ой, пап… Нашла бы настоящего, сразу бы родила ему…

Михаил сделал небольшой глоток:

– Мы находим в окружающих только самих себя. Если у тебя в отношениях все сплошь уроды, нужно хорошенько задуматься. Разберись уже в себе давай.

С раздражением покосилась на отца:

– А ты нашел, философ? Или только рассуждать под текилку умеешь?

Михаил повел голову в сторону и сардонически скривился:

– Ты права, действительно не нашел… Абик, повтори.

Снова повернул голову к дочери:

– Знаешь, Поль… В молодости я любил твою маму по-настоящему и не мог бы сказать тогда, когда был с ней, что она просто «хорошая» или «нормальная», потому что был без ума от нее… не мыслил никого на ее месте рядом с собой – то, что сейчас мы разошлись по углам – уже другой момент – иная плоскость жизни, так скажем… и вообще это все детали. Важно другое: в прошлом я был со своим человеком, и мы наполняли друг друга… многое вместе преодолели. Главное только это. Тогда я действительно нашел родного человека, просто потом мы оба изменились.

Новый стакан стукнулся о лакированную стойку. Бармен налил еще пятьдесят.

– Как там у нее дела, кстати?

Дочь отпила из бокала:

– Да все также. Ниче нового. Салон красоты этот ее да бытовуха… Нашла вроде бы какого-то олуха, но он вообще мертвый. Пару недель с ним повозилась, поручкались и разбежались. Только не кайфуй сильно, я же знаю, ты рад это слышать.

Михаил чуть склонил голову, как будто ему в лицо резко выплеснули стакан воды. Сжал зубы. Перемолол в себе назревший было резкий ответ, клейкой слюной сгустившийся на языке, и промолчал, потому что не хотел конфликта.

– «Привет» передавай ей. Скажи, что через три месяца премьера, если хочет, пусть даст знать, я билеты пришлю… Ты сама-то пойдешь?