Татьяна Ермакова - Диалог с душой

– Где находится этот лагерь? Вы можете сказать, как он называется? – Дин уже предполагал, что ответ прозвучит угрожающе страшным.

– Он расположен недалеко от Мюнхена. Это лагерь Дахау.

– В чем заключается ваша работа, Клаус?

– Следить за порядком в лагере. Я курирую медицинский блок. Наша задача создавать новые лекарства для солдат вермахта и научиться лечить их от тяжелых болезней и ранений, – он чеканил слова, словно отдавал рапорт начальнику.

Дин замер, боясь двигаться дальше. Все, что он знал о концлагерях, о тех чудовищных зверствах фашистов против разных народов в период правления Гитлера и в годы Второй мировой войны, могло сейчас выплеснуться на него, как цунами, в откровениях Клауса. Все разрозненные кусочки мозаики сегодняшних проблем Леона сложились в полную картину его прошлой жизни. Звериная натура Клауса, совершившая столько зла, проявляла себя в новом воплощении бессмертной души в теле Леона. Лишенный прошлых воспоминаний мозг, на подсознательном уровне подавал знаки Леону, подталкивая его к познанию самого себя.

Дин много раз задавал себе один и тот же вопрос – почему душа, наделенная любовью, вселенскими знаниями и возможностями, живет в симбиозе с примитивным человеком и порождает столько страданий, жестокости, преступлений, отчаяния и скорби? Почему она позволяет развиться в человеке таким порокам? Почему мы лишены этой памяти предыдущих воплощений? Почему каждый раз приходится начинать с нулевой точки отсчета и постоянно делать выбор? Может именно возможность ВЫБОРА и есть ответ на этот мучительный вопрос? И именно скорби помогают раскрыться душе в полную силу и показать человеку его истинное Я? Эти вопросы постоянно мучили Дина, добавляя больше загадок, чем полноценных ответов.

– Вы сможете описать медицинский блок? И что там происходит? – Дин внимательно наблюдал за пациентом, тревожась за его эмоции.

– Да, смогу, – мышцы лица заиграли, выдавая одну маску за другой. Жестокость, презрение, превосходство, злоба… Руки Леона быстро сжались в кулаки, и он опять стал разминать указательный палец правой руки, – В первом блоке проводятся испытания, связанные с возможностями человека на больших высотах. Мы должны понимать, на какой высоте наступает необратимая гипоксия мозга, когда летчик не сможет управлять самолетом. Наконец, мы продвинулись в своих исследованиях! Наши врачи гениальны! Прекрасные результаты! Это очень важно для нашей армии, – легкий взмах руки пациента, словно отдающий приказ подчиненным, и голос стал звучать жестко. – Весь этот материал уже отработан. В отходы. Нужно еще несколько раз проверить все данные опытов…. Не беспокойтесь, мы предоставим вам много нового материала. Вы же знаете, что у нас их тысячи, молодых и здоровых. Продолжайте работать!

Дин был сражен услышанным. В своей практике, он впервые столкнулся с такой исторически реальной личностью. – Продолжайте, Клаус. Что еще вы видите в медицинском блоке?

– В правом крыле находится инфекционный бокс. Я не захожу в него никогда. Предпочитаю работать с документами… В соседних кабинетах я вижу кровати с детьми. Возле них врачи. Они исследуют возможности переливания крови разных людей и осложнения после этих манипуляций…. У них неплохие результаты, – Леон говорит надменным голосом с чувством превосходства и уверенности в правильности своего дела.

– Вы можете сказать какой возраст у детей, – сердце Дина стучало как сумасшедшее. Он хотел прекратить сеанс, страшась услышать нечеловеческие признания, но понимал, что нужно двигаться дальше.

– Мы работаем с детьми шести, семи лет.

– Клаус, вы испытываете жалость к этим малышам?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Нет. Они рабочий материал, – лицо Леона исказилось в гримасе непонимания.

– Они умирают от ваших опытов? – Дин не узнавал свой собственный голос.

– Конечно. Это естественный процесс. Каждый день у них берут по пятьсот миллилитров крови для наших солдат. Их всегда можно заменить новым материалом, – и опять лицо Леона выражало удивление.

Дин медленно задал новый вопрос, и он повис в воздухе, словно огромная плита, готовая рухнуть и придавить все вокруг своей мощью: – Если опыт был неудачен, что вы делаете с детьми?

– Иногда, если есть время и желание, я их расстреливаю. За медицинским боксом есть площадка для этих целей….А потом, конечно крематорий. Они нам больше не нужны, – равнодушный и отстраненный голос Леона был жутким в своей циничности и жестокости.