Яна Колпакова - О чем молчала Мадонна Литта

– Как давно употребляете?

– Наркотики? Первый раз в четырнадцать, систематически с семнадцати, ремиссия во время беременности и кормления с девятнадцати до двадцати, внутривенно последние пару лет.

– Был ли у вас секс во время употребления внутривенно?

– Только с одним человеком, он уже сдал у вас анализы. Отрицательно.

– Были ли рядом с вами люди, больные туберкулезом, во время употребления?

– Откуда я могу знать? – я опять разблокировала экран на телефоне. Мне уже нужно было выезжать.

– Коммерческим сексом не занимаетесь?

– Что, простите?

– Секс за деньги, проституция?

– Какое это имеет отношение к делу? Я же вам сказала, как заразилась и что спала только с одним человеком в этот период.

– Яна, давайте успокоимся, – Евгения развела руками.

– Да хватит со мной разговаривать как с душевнобольной! Вы меня никогда не поймете! Какие у вас там еще вопросы? – Я подскочила со стула.

– Вопросы закончились, – Медсестра отодвинула папку с бумагами и норовила встать со стула.

– Раз это все, я пойду… – Мое пальто чалилось на вешалке в углу. Я оделась, взглянула на медсестру Евгению.

– Скоро должен подойти врач, дождитесь.

В ответ я только показала средний палец и раздраженно хлопнула дверью.

«Я никому не нужна», «Всем на меня насрать», «Я никогда не смогу вернуться к полноценной жизни», «Мне не отдадут ребенка», «Я ничтожество» – обрывки злобных мыслей слились в единый белый шум, я не знала, куда бежать от них. Вылетела из кабинета в фойе и, суетливо сдернув с себя бахилы, поспешила к выходу.

Моя жизнь в двадцать три года уложилась вот в эти факты. А факты я люблю больше, потому что оправдать себя и приукрасить может каждый. Особенно наркоман. Особенно я. Да, можно сойти с ума от такой безжалостной правды. Но я держусь за факты. С фактами ведь не поспоришь, от них никуда не денешься. Я ВИЧ-положительная потребительница психоактивных веществ, в разводе с заключенным, который распространял наркотики, имеющая татуировки, официально нигде не трудоустроенная. Девушка, которая даже и не может вспомнить, сколько у нее было половых партнеров, отвратительная мать, чей ребенок находится на попечительстве у старшей сестры. Такие, как я, противны обществу. Никто даже и разбираться не будет в причинах, всем достаточно следствия.

СПИД-центр находился в отдаленном районе нашего морского города, где и вправду сосредоточился весь маргинальный контингент. Спальный райончик зачастую был окутан густым зловещим туманом, что добавляло мрачности и без того уродливым и серым гостинкам и баракам. Наседали друг на друга и спорили за неприглядное местечко дома времен перестройки. И среди них – несколько новых и красивых домиков. Эти стояли, как будто им стыдно и не по себе в этом густом облаке выхлопных газов, копоти и гари, испускаемом в небо тремя огромными трубами ТЭС. Квартиры в этом районе стоили на порядок дешевле. Но была в нем, конечно, своя изюминка. Мне нравился этот обшарпанный шарм урбанистического гранжа, здесь всегда возникало чувство необъяснимо приятной тревоги и меланхолии о тщетности жизни. И не сказать, что только притоны Тихой собрали всех наркоманов города, но эта часть слыла самой неблагополучной. Владивосток – портовый город, торчки тут везде и разные! От пафосных девиц, нюхающих кокс по туалетам клубов, до сидящих на теплотрассе придорожных проституток, ищущих вену в паху, приспустив штаны, чтобы поскорее снять героиновую ломку. Конечно же, не все пациенты этого учреждения – наркоманы, секс-работники и лица нетрадиционной сексуальной ориентации. Но все-таки сложно поспорить, что граждан, доведенных до отчаяния и имеющих проблемы с законом, здесь встретить легче, чем в обычной поликлинике. Это навешивает ярлыки, с которыми очень тяжело бороться до сих пор.

…Я шла к лавочке напротив входа больницы, нервно нащупывая пачку сигарет одной рукой и вызывая такси в приложении другой. У моего черного пальто была сломана молния, и я просто запахнулась. Не особо помогло – меня пронизывал майский утренний противный ветерок. Тепло во Владивостоке после зимы приходит позже, но зато и здешняя осень не спешит срывать листья с деревьев холодным ветром до середины октября. Я съежилась и сжала зубы, иначе челюсть начинала откровенно плясать. Я знала, как я выгляжу сейчас. Посеревший цвет лица, а и без того глубоко посаженные глаза провалились еще больше, очерченные нездоровыми синяками. От истощения одежда висела на мне. Из широких рукавов торчали такие тонкие запястья, что казалось, их легко сломать. Мой вес скатился до сорока семи килограммов при росте в сто шестьдесят семь сантиметров. Резкие движения, как на шарнирах, точно выдавали во мне наркоманку. Наконец-то приехал таксист. Я подошла к машине, дернула за ручку, однако машина была заперта. Водитель, приспустив окно, еще раз оглядел меня с ног до головы и попросил оплату вперед. Цыкнув, я достала из кармана смятые купюры и протянула ему в окно.