Александр Дейнека - Время Дариуса

«Что ж – тем интереснее будет игра», – думал я, сидя за рулём автомобиля и плавно входя в очередной поворот.

Я был неправильным русским – с детства не любил быстрой езды. И сейчас, когда всё решали секунды и даже мгновения, не пошёл вразрез с этим своим принципом. Хотя ночная дорога была абсолютно пустой, и не выжать максимальную скорость из спортивного «Порше» было просто грешно, в особенности, если спешишь, но… я брал этот грех себе на душу – ехал спокойно. Со стороны могло показаться, что я направляюсь не на судьбоносную встречу, а скажем, на утреннюю рыбалку. Хоть это и было вовсе не так. Я просто ненавидел спешку! На дух не переносил суеты и не переваривал слова типа: быстрей, скорей, не опоздай и прочее в таком духе. Конечно, мой враг, зная об этой особенности моего характера, мог сыграть со мной злую шутку, но – пускай. Его право. «Раньше, чем я приеду, я не приеду» и «Кто никуда не спешит, тот везде успевает». Эти две мудрости были знакомы мне. И знаете, что я вам скажу? Это работало и пока не подводило меня. Посмотрим, что будет на этот раз.

Когда до места оставалось совсем немного, я, по традиции, притормозил в знак почтения, будто преклоняя колено перед могуществом этого клочка Земли. Когда-то, не так уж давно, здесь творилась и переписывалась история. Но сейчас, после великой и жестокой битвы, известной под странным названием Тот Случай , многие считали его пр о клятым. Позабыв обо всём хорошем, люди запомнили единственное плохое, что случилось здесь, и теперь их не переубедить. Но были ведь и другие времена…

«Эх, былое…» – думал я, паркуясь и осматриваясь.

«Вновь впереди планеты всей!» – подумал я и даже присвистнул.

Я вышел из машины и застыл на месте. Впрочем, как всегда. Окружённая могучими, вековыми, величественными дубами и соснами стояла она – Молчаливая Церковь. Одинокая, будто спрятавшаяся ото всех под защитой своих надёжных охранников, она была белокаменной скромницей, особой высокой и утончённой, стеснительной девушкой-принцессой, не желавшей показываться толпе и поэтому окружившей себя плотным кольцом верных телохранителей. Единственный фонарь тускло освещал её, склонившись в вечном поклоне. Хорошее место – умиротворяющее. Оно будто заключило меня в свои нежные объятия и осыпало горячими поцелуями моё лицо. Эта тонкая натура трепетала, приветствуя меня, и в то же время укоряла: «Почему же ты так долго не приходил?»

Я с благоговением направился к церкви. Было тихо, но в аллее между соснами и дубами слышался лёгкий и весёлый, похожий на смех счастья, шелест листвы – это деревья приветствовали меня. И глядя ввысь на колышущиеся кроны, у меня немного кружилась голова от благородного волнения, содрогания и предвкушения скорой встречи со старой любовью. Земля легко подрагивала под ногами, будто была несказанно рада моему приходу.

Я подошёл к массивным, тяжёлым, древним вратам и вновь остановился. Времени у меня было мало, но сейчас это не имело абсолютно никакого значения. Магия этого места уже проникла в меня, а значит – ещё один козырь лёг в мою колоду. Решающий козырь.

Я поклонился до земли, и двери сами собой открылись, пропуская меня внутрь:

«Зачем мне твои церемонии? Мне, твоей вечной рабыне?»

«Ты ведь сама знаешь, что это не так, моя дорогая принцесса», – мысленно ответил я, переступая порог.

Как только я вступил в пределы Молчаливой Церкви, моё тело тут же взяли в плен полчища мурашек, заставив меня воскликнуть с восторгом:

«Ты святая, моя ненаглядная, моя единственная!»

Бессловесный диалог продолжался, и церковь, будто поняв причину моего неожиданного визита, вдруг погрустнела, и мне почудилось, как на её глаза, если бы только они у неё были, навернулись слёзы:

«Ты ведь пришёл в последний раз? И сегодняшней ночью меня уже не будет на Земле?»

Мне стало не по себе. Окна, будто глаза, смотрели на меня тоскливым взглядом, проникавшим прямо в душу. «Признайся…» – тихо попросила Молчаливая Церковь.

Что я мог ей ответить?

«Да, – сказал я тоже очень тихо. – Но ведь так было задумано изначально. Прошу, давай побудем вдвоём перед… – я долго подбирал слово и, не найдя ничего лучше, наконец, проговорил: – Перед концом». Она не стала возражать.

В огромной зале была лишь пустота. Ни громадных люстр, свисавших с потолка; ни серебряных подсвечников, в которых когда-то горел огонь здравия и покоя; ни икон в прекрасных рамах; ни крестов, славящих веру. Ничего. Лишь белый потолок, снежного цвета стены и пол, будто ледяное озеро. Я смотрел на это всё, и в моей голове невольно проносились воспоминания… «Как здесь было красиво когда-то!» На глаза предательски выскочили слезинки. Я медленно шёл через эту залу, и перед моим мысленным взором вставало то великолепие, которым славилась в своё время Молчаливая Церковь. Я останавливался, вглядывался, будто рассматривая что-то. Сейчас здесь обитала невыразимая грусть. «Эхх… – только и мог сокрушаться я, поддавшись сантиментам. – Эхх…» Тишина стала абсолютной: волнение земли сошло на нет, будто его и не бывало, шелест листвы стих. Деревья не хуже, а может быть, даже лучше живых людей, понимали, что сейчас мне было нужно больше всего.