Валерий Акимов - Пазл без рисунка

Я знаю, что пара ещё идёт. Я захожу в универ – тут тихо, даже как-то зловеще тихо, прохладно, белые стены, вымытый пол – ни души, кроме охранников, все люди будто вымерли. На меня не лает вахтёрша и не ворчит завуч из-за опоздания. Вы сами по себе. Я могу скрываться, прятаться. Сейчас должна быть отечественная история; говорили, преподаватель жёсткий, трудно у него экзамены сдавать. Девушкам легче. Особенно красивым. Парни даже не прятали глаза, кроме того, что напоминал Кристине футболиста. Тот паренёк опустил голову, будто услышал что-то постыдное. Да, мой мальчик, женщина – это ещё и объект твоего желания, предмет твоих тайных набегов на порносайты. Женщина – это дырка где-то под пузом, это грудь и жопа, в общем, да, мой мальчик, женщина – это женщина, и нечего стыдиться, нечего прятать взгляд, все всё знают, и ты знаешь, что все знают. Топорщиеся штаны, неприятные пробуждения, что лицо мгновенно наливается краской, и скорее, скорее в туалет, попасть в унитаз бывает сложновато, конечно, но, что поделать . Он ещё смотрел на Кристину странно. Никак влюбился… Теперь сидит на истории, горюет, не знает, что его мечте пришлось сегодня вновь проснуться с первыми птицами и сопровождать восход, тащась вдоль ветхого города, чтобы в итоге обломать чей-то постельный эпилог. Настя ведь, наверное, тоже сейчас на истории, и я не имею ни единого понятия, каким выдалось её утро, пробуждение, душ, завтрак, дорога и прочие элементы приземлённого человеческого быта, незамедлительно очерняющие образ, который создаёт для себя влюблённый. Она лишь появляется и исчезает, подобно видению, и я нахожусь в её владениях, в этих степях, где солнце ополчается на навязанное ему круглое бытие, и свет рвётся за пределы символов, что продуцирует человеческий ум, корнями уходящий в сокровенно-племенной ужас перед внешним миром, где вода и суша пребывают в нераздельном слиянии первичного дара безликого божества, и я растворяюсь в бесподобном свечении, желая только увидеть её, заметить её взгляд, направленный на меня, сквозь меня – мне достаточно увидеть её лицо, для которого моя личность совершенно безразлична; мне хватит узреть собственную недостаточность в её глазах, чтобы я снова начала мечтать о встрече с ней, понимая безнадёжность своих ожиданий. Но Кристина боялась. При всех охраняющих, очевидных истинах она испытывала суеверный трепет, что Настя заметит её, и взгляд упрётся в Кристину, как в непреодолимую преграду, и тогда нужно будет сыграть перед Настей определённую партию, ведь они друг для друга просто одногруппницы – на этом тезисе значение их взаимоотношений исчерпывается. Кристина чувствовала себя уверенно ровно до тех пор, пока не поняла, что пара по истории не бесконечна и нельзя вечно оттягивать то, что вчера открылось ей, новое обстоятельство, новое условие существования, более благородное, чем неизменное влечение к мальчикам, хотя, после Егора Кристина ни с кем не заводила отношений. И не то чтобы меня к ним сильно влекло. Ну не вижу я ничего особенного в том, что есть у них и нет у меня. Не ощущаю я ничего сокровенного в эрегированном члене, в горячем шёпоте, в неловких попытках отыскать наконец то, что служило объектом сотен и сотен мечтаний. Это не для меня. Раньше я не замечала этого. Не то чтобы имело место собственно само влечение. Мальчик и девочка. Совершенная разность.

В ту ночь я не мог прийти в себя. Честно, не хотелось мне снова с ней встречаться. Я придумывал разные отговорки, но каждая из них казалась глупой и неправдоподобной. Бросив это дело, я почитал, кто такие Хоффман и Кастанеда. Что говорить, увиденное лишь подкрепило недоверие к Вале. В школьном курсе химии ничего не пишут про ЛСД и о том, что первым человеком, кто синтезировал это вещество, был Альберт Хоффман. А день велосипеда – это раздутая до уровня легенды байка, когда Хоффман, намеренно приняв дозу синтезированного препарата, поехал из лаборатории домой на велосипеде. Это первый задокументированный случай, когда человек принял ЛСД. Великое событие, трудно его с чем-либо сопоставить. И всё-таки для меня оставалось загадкой, почему дорогу от парка до метро Валя сравнила с днём велосипеда. Вроде, ничего необычного не произошло, и мы оба были в своём уме. Заурядный вечер.

Начав читать информацию о Кастанеде, у меня чуть голова кругом не пошла. Дон Хуан и пейот надолго засели в памяти. Столь обширный материал я оставил на совести Вали, встречу с которой у меня не хватило воли отменить; утром мы созвонились и уточнили место встречи.