Владимир Ноллетов - Княжна на лесоповале

– Что еще можете рассказать о настроениях в армии, молодой человек? – обратился к Мирославлеву профессор.

– Солдаты ропщут. Воевать не хотят. К офицерам относятся враждебно. Иногда ловлю на себе взгляд, полный ненависти. Революционеры ведут скрытую агитацию среди солдат, разлагают их.

– Я в своей части эту заразу искореняю самым решительным образом, – сказал фон Ауэ. – Революционеры – это враги поопаснее немцев. Судя по их действиям, они желают одного: погубить Россию.

– А вы разве не немец? – спросила девочка.

Барон перевел на нее свои выпуклые серые холодные глаза.

– Я русский, княжна. Дед был немцем. Из остзейских баронов. Однако и он, и отец взяли в жены русских. И я не нарушил семейную традицию: женился на твоей тете.

Он с улыбкой взглянул на жену. Баронесса была очень похожа на свою сестру княгиню, только вид у нее был не столько величественным, сколько надменным.

– Революционеры хотят сделать народ свободным и счастливым! – вдруг горячо и убежденно произнесла Марина. – Вот высокая, благородная цель!

Наступило молчание. Его прервал старый князь:

– Это наша идеалистка. Прочитала гору книг и имеет теперь обо всем независимое суждение.

– Если Россия проиграет войну, разве народ станет от этого счастливее? – возразил княжне барон особенно скрипучим голосом.

Марина не ответила. Казалось, она погрузилась в свои мысли.

– Полина, тебе спать пора, – сказала княгиня. – Иди к себе.

– Еще немного, мама!

– Иди к себе!

Полина вежливо попрощалась и вышла.

Весело напевая, она запрыгала по ступенькам на второй этаж. Сделала два шага по коридору и резко остановилась. Даже качнулась назад, словно ее толкнули. У стены стоял Степка, сын поварихи, некрасивый мальчик лет десяти. Он исподлобья смотрел на нее. Смотрел с ненавистью и презрением.

Девочка вспыхнула. Гордо вскинула голову.

– Не смей так глядеть на меня! И не смей сюда подниматься! – Она повелительным жестом указала на лестницу. – Вниз ступай!

Мальчик помедлил, фыркнул и пошел к лестнице.

Ее прекрасное настроение исчезло. Полина едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

Она вошла в свою комнату. Упала в кресло. Задумалась.

Ей вспомнились слова поручика о ненавидящих взглядах солдат. Девочка не сомневалась, что подобные взгляды ранят его так же сильно, как и ее. А он натыкается на них, наверное, каждый день. И как кто-то может смотреть на него с ненавистью! На него, бесстрашного героя!

– Революционеры есть разные, – говорил тем временем профессор Вязмитинов. – Есть такие, кто действительно желает нашей стране поражения. Это предатели. Их надо судить. А есть революционеры-патриоты. И к ним стоит прислушаться. У них много здравых идей. Они хотят сделать Россию демократичной страной, хотят, как справедливо заметила княжна Марина, дать простому народу свободу.

– Не созрел еще наш народ для свободы, – проскрипел фон Ауэ. – Он необразован, груб, завистлив. Обуздывать свои дикие инстинкты не умеет и не хочет…

– Как вы можете так говорить, дядя! – воскликнула Марина. – Вспомните речь Достоевского на открытии памятника Пушкину. Достоевский считал, что у русского народа, с его добротой, совестливостью, жаждой правды, есть великое предназначение – указать истинный путь человечеству.

– Идеализируете вы с Достоевским простолюдинов, княжна, – со вздохом произнес барон. – Вот оно, прекраснодушие русской интеллигенции. Прекраснодушие и незнание настоящей жизни. Это какая-то любовь без взаимности. Интеллигенты превозносят простонародье, в любви к нему объясняются, а оно в ответ их ненавидит. Оно ведь ненавидит не только богатых и дворян, но и просто образованных людей.

– Вот как раз Достоевский идеализировать не мог, – сказал профессор, поправляя пенсне. – За четыре года каторги он узнал народ более чем достаточно.

– Именно на каторге поверил Достоевский в человеколюбие русского народа, – добавила Марина. – Этой верой проникнуты «Записки из Мертвого дома». Не зря Лев Толстой восхищался этим романом.

– И именно после каторги он первым предупредил о лютой ненависти простонародья к дворянам, – подхватил Ауэ, – Однако наше образованное общество, воспитанное на любви к народу, ему не поверило.

Марина больше в разговор не вступала. Было заметно, что она нервничает, что тягостно ей сидеть за столом. Несколько раз она останавливала долгий и внимательный взгляд на поручике. Марина едва скрыла свою радость, когда ужин закончился.