Владимир Ноллетов - Княжна на лесоповале

Из толпы быстрыми шагами вышла Щелкалова и стала рядом с офицерами. Такой взволнованной ее еще не видели.

– Три года хранил их господь от вражеских пуль, – горячо заговорила она. – Неужели только для того, чтобы они получили пулю от своих?

– Неужто бабу будем слухать? – раздался бас Лбова. Он стоял в первом ряду.

– Пусть говорит, – сказал ефрейтор с забинтованной головой. Его многие поддержали.

Все в полку рушилось, но уважение солдат к Щелкаловой сохранилось. Хотя ей все чаще приходилось слышать скабрезные шутки и намеки. После года на фронте она по-прежнему была чистой девушкой, и подобные остроты смущали и расстраивали ее. Из сестер милосердия дворянского происхождения осталась лишь она, остальные давно уехали.

– Они ведь такие же русские воины, как и вы! – продолжала Щелкалова.

– Особливо подпоручик, – пробасил Лбов.

– Может быть, и допускали они ошибки, но не убивать же их за это! А поручик Мирославлев и вовсе ни в чем не виноват. Он защитил своего подчиненного. Так обязан поступать каждый командир. Оказался бы рядовой на месте подпоручика, Мирославлев бы и его точно так же защитил. Он своих подчиненных никогда в беде не оставлял!

– Истинная правда! – крикнул солдат из взвода Владимира.

– Вспомните: зимой при неудачной атаке три раненых остались на позиции неприятеля, – продолжала сестра, все более воодушевляясь. – Мирославлев их не бросил, снова повел взвод в атаку. Отбил раненых. Его тогда самого в руку ранило.

– Было такое! Он в первом ряду шел! – зазвучали возгласы. – Освободить его! Командир подходящий! Освободить!

Сысолятин скривил тонкие длинные губы, бросил на Мирославлева ненавидящий взгляд и произнес, почему-то с угрозой:

– Поручик Мирославлев свободен!

Щелкалова взяла Владимира за руку и повела сквозь толпу. Она словно боялась, что Сысолятин передумает. Мирославлев подумал со страхом, что это выглядит комично. Но никто не смеялся. Они отошли к госпиталю. Он поблагодарил ее за вмешательство. Стали отсюда наблюдать за происходящим. К ним присоединился Ясногорский. С начала митинга он стоял в отдалении.

– Как тут Пушкина не вспомнить: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный», – мрачно произнес он.

– Так… Теперь полковник Елагин, – говорил председатель солдатского комитета.

– Мешал отправкам на побывку…

– Это не побывки, а дезертирство, – прервал его, не оборачиваясь, командир полка.

– Какое дезертирство, если срок возвращения обговорен? – возразил Сысолятин.

– Никто никогда не возвращался.

– А если и так? – повысил голос председатель, с ненавистью глядя на затылок полковника. – Почему солдаты домой уходят? На земле им сейчас надо работать. Народу в войне нужды нет. Это буржуйская затея! Вот сами и воюйте! – Гул одобрения пронесся по рядам. – Еще… В июне месяце полковник принуждал идти в наступление. Ругал солдат трусами. А зачем им под пули подставляться? Ради какой пользы?..

Из рядов послышалось:

– В пятнадцатом году он мне вовсе в рожу стукнул.

– И мне. Зачем, мол, самовольно с позиции бежал?

Послышались возмущенные возгласы, ропот.

– А в четырнадцатом он Петрова и Тряпишко, из второй роты, арестовал, – суровым тоном произнес Сысолятин. – Дескать, выявил, что они революцию пятого года делали. Суду передал…

– Что касается рукоприкладства, признаю: был неправ. Погорячился, – торопливо проговорил Елагин, – В остальном я поступал правильно.

– Стрелять его! Порешить! – закричали солдаты, потрясая винтовками.

Начинался дождь.

– В мордобое он покаялся, – заметил кто-то с сомнением в голосе.

– Жизни не лишать, а лишить звания! – выкрикнул ефрейтор с забинтованной головой.

Это предложение понравилось. Видимо, расстрел был слишком прост и неинтересен. Разжаловать было забавнее.

– Звания лишить! Разжаловать его! Рядовым определить! – раздались голоса. – Пусть другого командира пришлют, понимающего!

– Так тому и быть, – согласился Сысолятин. – Разжаловать в рядовые! – Он спустился с трибуны, подошел сзади к Елагину и сорвал с него погоны. Лицо командира полка стало пунцовым. Сысолятин скомандовал: – Свободен, рядовой Елагин! – Солдаты засмеялись. Председатель комитета толкнул полковника в спину. – Ступай, ваше благородие!

Тот, наклонив голову, пошел в сторону штаба. Солдаты, не особенно торопясь, расступались перед ним. Со всех сторон слышались едкие замечания.

Сысолятин подозвал двух солдат. Движением головы показал на Гриммельсхаузена.