Ася Май - Чёрное пятно. Сборник хоррор-рассказов

Мне и Лиле, с ее подвижными рыжими кудрями, отливающими медью на солнце, темными глазами, с извечными смешливыми морщинками в узких уголках, точками веснушек, как будто кто-то просыпал корицу на ее нежные щеки. От нее и пахло также, светло, уютно, домашней выпечкой и корицей, и само ее присутствие успокаивало.

Она не была моей первой любовью, и самой сильной, должно быть, тоже не была. Моей первой любовью была Викуся Короткова, с которой я просидел за второй партой все школьные годы. А ведь первая любовь всегда самая сильная, трагичная, и никогда не забывается.

Но Лиля была безопасной, домашней, совсем своей. И решение съехаться пришло само собой, естественно, без долгих разговоров.

Ей от бабушки осталась небольшая квартира в старом районе.

«Не старый район, а исторический центр», – всегда говорит Лиля. А еще: «не совковый ремонт, а сохранивший очарование старины аутентичный дизайн». У нее всегда и на все свой собственный неповторимый взгляд. И на квартиру, и на меня, иначе совершенно непонятно, отчего такая необычная девушка обратила внимание на такого обычного меня.

– У тебя лицо как закрытая книга. Про таких говорят – морда кирпичом, а мне кажется – загадочно, – сказала мне Лиля при первой встрече. Она всегда так, порой, прямолинейна до грубости, но сама может даже не понять, что нагрубила.

– Я ведь ничего такого не имела виду, – беспомощно говорит она, пожимает плечами, и делает виноватое лицо, которому совершенно ничего невозможно противопоставить.

Она не была моей первой любовью, а я не был ее первым возлюбленным, но это была любовь на всю жизнь. Наши отношения были как любимые домашние тапочки, мягкие, заношенные, в которые так приятно сунуть ноги после тяжелого трудового дня. Нам было хорошо вместе, ей и мне. Для меня она была воздушным шариком, тянувшим меня вверх, в небо, к чему-то новому, неизведанному, чудесному. А я для нее надежной рукой, не позволявшей шарику улететь слишком далеко.

После работы и ужина – готовил обычно я, Лиля же мыла посуду и кормила кота – мы часто сидели и пили чай на балконе, свесив ноги с краю, слушая, как засыпает город. Иногда молчали, иногда разговаривали. Но знаете, любовь – это когда вам есть, о чем помолчать. Когда молчание не несет неловкой паузы, судорожного поиска слов, скуки. Любовь – когда в молчании уже сказано все.

Мы пили чай на балконе и в тот вечер, и чай был ужасен, но заваривала Лиля, и я ничего не сказал. Она очень восприимчива к критике. Я просто спросил, откуда эта старуха у подъезда. Где живет, кто такая, когда она планирует перестать буравить дом злым взглядом.

– Да она всегда тут была, сколько я себя помню, – Лиля качает босой ногой в воздухе, кидает на меня задумчивый взгляд, – я еще мелкой была. Мы к бабушке часто ходили в гости, она же тут в этой квартире жила.

– А потом что, тут и умерла? – немного нервно спросил я, чем заслужил сердитый взгляд.

– Нет, дубина, она в Озерцах, я же говорила. Старая совсем, мы и отдали ее в дом престарелых. Хороший дом, – уточнила Лиля, поймав мой взгляд, – у нее там уход, компания, пилатес… или чем они там занимаются. Ты будешь слушать, или нет?

– А ты что, страшилки собираешься рассказывать?

Лиля снова сердито на меня посмотрела и зябко повела плечами.

– Да, можно и так сказать. Она все копалась тут в палисаднике, молчала, смотрела косо, особенно на нас, на детишек. Взрослые ее тоже не особо любили, говорили не подходить близко. Но я не помню, чтобы она с кем-то ругалась, даже чтобы разговаривала не помню. Сажала свои цветочки. Ты как раз на них окурки свои дурацкие сбрасываешь.

– Не всегда же, только когда забываю, – пристыжено буркнул я и затушил окурок в банке из-под огурчиков.

– Да ладно, там сейчас все равно уже ничего нет, – Лиля сделала еще глоток чая, и торопливо продолжила, словно ей не терпелось отделаться от этой истории:

– Потом я бабушку долго не навещала, мы в другом городе жили, я училась, все такое. Вернулась, когда уже в квартиру заселялась, и эта старуха тут уже маячила. Что с ней случилось – никто и не знает, с тех пор большая часть соседей поменялась, переехала, померла, еще что, а с новыми я не общаюсь, сам знаешь. Да и выспрашивать не хочу, она и без жуткой предыстории пугающая какая-то.

На этом наш разговор о старухе закончился, и, скорее всего, мы бы и не заговорили о ней снова, если бы не произошедшее через неделю. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что она, каким-то образом, знала… Но обо всем по порядку.