Елена Чутская - Заявка в друзья

– Знаешь что, Женек, я домой уже собираюсь. Мне еще ларек надо на сигнализацию поставить. Ты меня в интернете найди. Знаешь мой аккаунт?.. Тогда записывай или запоминай. Нина Телешева. Только фотку я не выставляла. У меня на аватарке цветочек… нет, не аленький, а синенький. Найдешь, одним словом… и рецепт мне пришли. Ну все, давай, пока.

Олег отпрянул от окошка, но задел Фурсика. В вечернем воздухе разнесся жалобный визг.

– Мужчина, вы что хотели? Я уже закрываюсь.

Ниночка выглянула из-за угла, быстро смерила мужскую фигуру уничтожающим взглядом и с усмешкой произнесла:

– Фурся! Что за водичку пришел расплатиться?

От такой наглой фамильярности Олег на секунду опешил, но внешность новой продавщицы разглядеть успел. Девушке на вид было лет двадцать, лицо свежее, приятное, на голове белая полотняная косынка. Еще приметил мягкое очертание подбородка, пухлые губки. Глаза в окантовке черных подкрашенных ресниц смотрели широко и открыто. Цвет глаз разглядеть не успел, продавщица зашла обратно в ларек, ради личной безопасности дверь заперла на ключ. Олег спохватился.

– З-знаете, за воду расплачусь, а вот остаток з-завтра з-занесу.

Он хотел что-то добавить в оправдание, но она перебила.

– Да понятно уже. С вас сорок восемь рублей.

Олег поспешно выложил всю мелочь, что нашлась в кармане. Ситуация повторялась точь-в-точь, только с разницей во времени. Тонкие пальцы с отточенными ноготками быстро отобрали самые крупные по номиналу монетки и ловко сгребли их с блюдца, на котором остался ненужный шлак. Он не обратил на него внимания и без привычного «спасибо» зашагал домой.

В квартире было на удивление темно и тихо. Олег обошелся без лишнего света. Если Анатолий спит, лучше его не будить, самому завтра вставать в шесть утра. Но диван встретил хозяина идеально разглаженной поверхностью и взбитыми подушками. На холодильнике под магнитиком висела короткая записка. «Суп отменный! Ушел в семью». Поглаживая затылок, записку Олег прочел два раза.

– И откуда слово-то такое выкопал… отменный.

Фурсик крутился рядом, выпрашивал куриную грудку. Покормив собаку, он снова улегся на диван.

Ну и хорошо, что ушел в семью. Пусть теперь у Полины прощение вымаливает, хотя…

Любимые командирские часы с толстыми стрелками и красной звездой отбили двадцать два часа по московскому времени. Черкасовы жили в районе мясокомбината, на предпоследней улице возле городской свалки со специфическим запахом в любое время года, от которого у Олега непонятными судорогами сводило живот – такого дерьмого запаха он в жизни никогда не нюхал. Но семейство Черкасовых и к мясокомбинату, и к свалке давно принюхалось и о переезде даже не мечтало. Подводил лишь транспорт. По району бегал один трамвай и больше ничего. Но Анатолий для разминки и общего оздоровления ходил пешком и расстояние от своего дома до дома закадычного друга преодолевал широкими семимильными шагами минут за сорок. Олег быстро подсчитал: сорок минут туда, сорок обратно, полчаса на выяснение отношений. Где-то в полночь счастливый семьянин будет уже барабанить в его дверь, от злости игнорируя электрический звонок, разбудит соседей, Фурсика… в принципе, как обычно, ничего нового.

В ожидании он некоторое время пошатался по квартире, хотел включить телевизор, послушать последние новости, но почему-то передумал. Что там может быть интересного? Очередной треп о газовом потоке и растущем ВВП. Война ему осточертела еще в девяностых. Службой он был сыт по горло, иначе не ушел бы в сорок пять на пенсию, а остался на бумажной работе при штабе, тем более и место выгодное предлагали. Но желание пожить с женой на старости лет как нормальные люди – с отдыхом на море и содержанием дачного участка – спутало все штабные карты и предписания, но вся их безмятежная жизнь уложилась в два года, и теперь он остался один в двухкомнатной квартире с собакой.

Поток непроизвольных мыслей с сожалением о потерянном времени накатывал по вечерам. И в такие моменты не помогал ни телевизор, ни книга, ни Фурсик, который после прогулки, свернувшись пушистым комочком, видел десятый сон. Еще оставался сын Егор, но последнее время тот звонил редко, в основном по выходным, звал поглазеть в собственный автосалон на новенькую модель европейского автопрома. Последние пять лет сын занимался коммерцией, торговал подержанными машинами, каждый месяц мотался за границу, налаживал связи. Год назад то ли на свои деньги, то ли на заемные открыл торговый павильон брендовой немецкой марки. Приобретенную в центре города новую квартиру обустроил по последней хайтековской моде, но обзаводиться семьей не спешил, все приценивался. За сына Олег испытывал отцовскую гордость и одновременно некоторое разочарование. Свои корни он знал хорошо – тверские ремесленники, работяги до седьмого пота, неоткуда там взяться дельцам и торговцам. Видимо, в единственном отпрыске по самые гланды проросли корни Ирины. Да только и в воспитании сына особого участия он никогда не принимал, все заботы и побочные дефекты армейской жизни жена несла сама, единолично, и тем сдержаннее были отношения между отцом и сыном вплоть до ее последнего дня. После смерти матери Егор предлагал продать квартиру, предлагал купить новую, сулил помочь деньгами, но Олег отказался. От всего отказался, и от нового жилья, и от новой машины, и от новой жизни, которая могла бы быть, но пока не случилась…