Елена Чутская - Заявка в друзья

– Я в ваших аферах участвовать не собираюсь…

Сунув смятую бумажку обратно в карман и повернув в нужном направлении, Олег грубо потащил за собой Фурсика. «Алкаш»… дожил… отставного офицера российской армии в алкаши записали! Вид, конечно, с утра не презентабельный, но зачем такими громкими определениями разбрасываться.

В квартиру он вернулся обозленный и ужасно голодный. На кухне царил умеренный хаос. Пустые бутылки из-под столичной водки и шампанского стройно сгруппировались в центре стола. Увядшая зелень, черствый лаваш и остатки майонезного салата с горошком остались брошенными. Над грязными тарелками жужжала наглая пчела.

Он распахнул окно и первым делом выбросил в мусорный пакет импровизированную пепельницу из-под банки кока-колы, полную окурков. Туда же отправились остатки вчерашней закуски. Под напором свежего воздуха тошнотворный запах безудержного разгула постепенно выветривался. Для пустых бутылок в кладовке отыскалась картонная коробка.

Через полчаса кухня сияла относительной чистотой, а на большой сковороде скворчала яичница из пяти домашних яиц и тончайшего бекона. Он любил вкусно поесть. Даже не столь вкусно, сколь замысловато, да так, что банальная яичница превращалась в апофеоз кулинарного искусства. Зеленый лучок, молотый черный перец, абхазская приправа – и все в умеренных пропорциях. Свежий хлеб с растопленным сливочным маслом…

– Черт! Хлеб забыл купить из-за этой…

Кулаки непроизвольно сжали нож с вилкой. Алкаш! В один момент припомнилось обидное прозвище. Терпеливый шпиц ждал своей порции завтрака и участливо посматривал вверх на хозяина, не отходя от миски с сухим кормом.

– Ну и чего ты ждешь? – Последний месяц Олег все чаще разговаривал с собакой. – Жуй свои сухари, на мой завтрак не рассчитывай. Светка тебя и так котлетами закормила.

Соседку по лестничной площадке он знал с момента заселения в квартиру, но совсем близко познакомился недавно, а точнее в день Восьмого марта. Желтые крашеные волосы, рост ниже среднего, возраст выше среднего, разведенка, еще имела дочь Лизу тринадцати лет отроду и никаких комплексов. Поначалу такое сочетание женских достоинств его напрягало, а потом просто расслабился и стал получать удовольствие под названием «Светлана».

Она приходила, когда хотела, а уходила, когда надоедала бесконечными рассказами о своей сложной жизни. Ему оставалось только слушать и не перебивать. Вот и вчера Светка явилась в обед, а ушла почти за полночь, когда он провалился в угарный сон.

Вчера с Толиком Черкасовым они праздновали Первомай. Начали вдвоем, но к вечеру повалили гости, и счет водочным бутылкам перестал быть насущным. Насущным стало отсутствие хорошей закуски, потому что Олег никогда не позволял себе опускаться до тупого пьянства. А если когда такое и случалось, то исключительно под хорошо продуманную до мелочей трапезу, и, судя по девственно чистому холодильнику, вчерашняя трапеза удалась.

После завтрака он вернулся на диван и удивился включенному телевизору. По каналу новостей диктор ритмично открывала рот, но звук отсутствовал. Он хорошо помнил, как сам вчера выключил телевизор, а кто же тогда включил… Светка, наверное.

Стоило ему присесть на диван и открыть банку пива, тотчас прибежал Фурсик и взобрался на колени. Собачья наглость зашкаливала по всем параметрам, но именно сегодня хозяин не хотел поддаваться агрессии. После первого же глотка голова перестала гудеть набатом. Нет, все-таки похмелье вещь правильная. Умеешь пить, умей и опохмеляться.

Телевизор он не выключил. Тупо уставившись на голубой экран, блаженно потягивал пиво и усердно контролировал стихающую головную боль. Когда живительный эликсир был выпит до последней капли, Олег вытянулся на диване во весь богатырский рост, сладко потянулся и уставился в потолок. Фурсик улегся рядом, голову с передними лапами разместил на животе хозяина, тихо засопел и задергал мохнатыми ушами. В такие моменты собака, словно экстрасенс, успокаивала расшатанные нервы, перенаправляла отрицательную энергию, очищала ауру, намагничивала полярности. Олег в порыве благодарности нежно потрепал пушистое ухо, почесал шерстяную спинку.

– Вот так, Фурся. Вот так.

Шпиц открыл один глаз, навострил уши, но что конкретно означало данное высказывание, так и не понял. Снова прикрыл от удовольствия глаза, зевнул и протяжно выдохнул. В таком положении они могли лежать часами. Человек думал о насущных проблемах дальнейшего существования, а пес просто дремал, иногда сучил задними лапами, облизывал пересохший нос, и думать о собачьих неурядицах ему не хотелось по той лишь причине, что таковых в природе никогда и не существовало. В кормушке всегда горой лежал корм, в поилке имелась сомнительной свежести вода, а прогулка на свежем воздухе с периодическим свершением накопившихся нужд стояла в приоритете животного счастья и служила мотивацией для собачьей преданности. Но иногда Олегу казалось, что преданность эта тщательно скрывала давно свершившееся преступление, в котором один был участником, а второй – соглядатай. Именно оно так гармонично и вовремя объединило человека и его четвероногого друга, что теперь один находил утешение в другом, а тот другой уже и не знал, как отвязаться от черных бусиновых глаз, зорко наблюдавших за каждым его движением, храня упрек и в то же время сострадание.