Владимир Зюкин - Сашка. Книга вторая

– Щас свинью загоню и пойдём поговорим.

– И тут поговорить можно.

– Ну, уж нет, входи, гостем будешь.

В комнате, куда Люська втолкнула Сашку, сидела старуха – её мать. С виду, и правда, как ведьма.

– Спасибо тебе, что пришёл, Саша, – начала разговор Люська, посадив на диванчик его.

– Я давно прийти хотел, – смущённо проговорил он, напряжённо думая: «О чём с ней говорить?»

Вдруг послышался голос гармошки, стукнула калитка и в дверь ввалилась толпа Сашкиных друзей.

– Встречайте, встречайте гостей! – весело заголосил Рашид, возглавляющий кампанию.

– Заходите, угощение будет, – без восторга встретила их Люська.

Был накрыт стол – огурцы в рассоле, капуста квашенная, картошка варенная и, главное, Потенькинский знаменитый самогон. Началась пьянка. Рашид успел шепнуть Сашке: «Тебя выручать пришли, да и за должком – ведь обещала поить, если ты появишься».

Не мог припомнить Сашка, нахлеставшись самогоном, как оказался в доме Мурата. Проснулся утром на своей лежанке. В голове гудело. Вышел во двор. Мелкий сыпал дождь. Взглянул Сашка по сторонам, и замутила его печаль. Ему что, судьбой написано пропасть в этой глуши? А ведь к этому всё и идёт. За территорией деревни его никто, конечно, не ждёт, но здесь, рано или поздно, его женят на какой-нибудь Люське, Райке – здесь полно перезрелых татарок. Может, вернуться в Омск? Три месяца прошло, милиция о нём, наверное, забыла. На крыльцо вышел Мурат:

– Голова болит? Иди, рассолу попей.

– Голова болит, только рассолом не вылечусь. Не могу я, Мурат, оставаться у вас, потянуло домой. Сейчас и отправлюсь. Дойду до большака, и на попутках доберусь до Омска.

– Ну, дело твоё. Я знал, что уйдёшь. Пойдём, позавтракаешь.

Его сытно накормили на дорогу. А ещё дал ему Мурат новые резиновые сапоги – дорога раскисла, и сунул в ладонь пятьдесят рублей, а кроме того, собрал немного харчей. И Сашка отправился в сторону большака, что проходил в нескольких километрах от глухого татарского села.

Ранним утром город Омск спал – на улицах было совсем пусто, окна сливались темнотой со стенами. Дорога, что вела к баракам, оказалась прихвачена морозцем. Сашка постучал в занавешенное окно. Через минуту в окне появилось Нинкино лицо и, просияв улыбкой, скрылось. Открыв дверь, она завела его в кухню.

– Мам, смотри – Саша приехал! – не удержалась, чтобы не разбудить мать.

– Здравствуй, беглец. Боже, в резиновых сапогах! Наверно, ноги замёрзли! Скорее разувайся! – заахала мать Нинки.

– Нет, пойду к своим. Заглянул на минутку. Нина, не проводишь?

Не спеша они шли, обнявшись.

– Я поняла, почему ты зашёл, – сказала Нинка. – Узнать хочешь, ищет ли тебя милиция?

– Ну, скажи. Но и тебя хотел увидеть.

– Ты в розыске… Этот больше не приходил. Да ничего у него – ты только поцарапал его.

Прощаясь, она крепко поцеловала его в губы:

– Если сможешь, приходи, буду ждать.

Пройдя мимо спортзала и толкнув знакомую дверь, он услышал голоса бабушки и Анны. Старая Агафья, увидев Сашку, заохала:

– Горемычный, родненький, кровинка моя! – обняла внука и заплакала.

Сашка стал кашлять. Анна, всхлипывая, заставила его сесть на табуретку и стянула с ног его резиновые сапоги. Вскоре он пил чай, сунув промёрзшие ноги в тазик с горячей водой. Но не успел его допить, как открылась дверь, и через порог перешагнул участковый:

– Явился! Давно тебя ждём. Обувайся, тварь, а не то босиком поведу!

И, портянки даже не дав Сашке накрутить, вытолкнул за дверь:

– Двигай! А вы тут не охайте, – повернулся к Анне с бабкой. – Уже три месяца санкция есть на его арест. Ещё и вас потащу за укрывательство.

Уже в коридоре он щёлкнул наручником, прицепив свою руку к Сашкиной. Было безлюдно. Шли медленно. Участковый чему-то улыбался.

– Чему, Шилкин, радуешься? – не выдержал молчания Сашка. – Рад, что невинного человека сцапал? Все вы одинаковые.

– Невиновный? А нож? Ты человека чуть не зарезал, – шикнул участковый.

– Так я защищался. И ножик детский, пугал я.

Шилкин, покосившись по сторонам, прекратил разговор увесистой оплеухой, у Сашки свалилась с головы кепка.

– Изверг! – крикнула какая-то бабка. – Ты чего это, сукин сын, бьёшь пацана. Сегодня пожалуюсь прокурору!

Участковый негромко выругался и, пнув кепку, потащил Сашку быстрей. А Сашку начал бить озноб: ноги в резиновых сапогах окоченели. «Поганый мент – даже не дал портянки одеть», – зло подумал.

– Слышишь, дядя Серёга, жалею, что дочь твою не отжарил в сарае, она сама укладывалась, – сказал он. – Не отжарил потому, что уважал тебя. А теперь вижу, что надо было.