Сергей Александров - Дед Мороз из морозилки

Про неё совсем все позабыли. Может – потому, что потеряли. Или – спрятали. И забыли – где. А, может быть, и по совсем другим причинам…

Она этого не знала. Куколка видела перед собой сплошную густую непробиваемую темень. И совсем ничего не чувствовала. Только иногда слышала невнятные и почти уже позабытые звуки – голоса, лай, стук, скрипы, звонки, лёгкие или тяжелые шаги. Слышала их, когда вдруг просыпалась после короткого ли, долгого ли – она не знала – забытья.

Снаружи куколку было уже совсем не видно. Тонкий слой песка у самого края полусгнившего деревянного бортика детской песочницы почти что полностью скрывал её, как бы оберегая и пряча от многих ищущих глаз.

И когда осенний ветер разогнал всех по уютным и тёплым жилищам, к куколке пришла дополнительная защита от постороннего взгляда – в виде слоя скукоженных и почерневших листьев.

Листья эти, вначале совсем невесомым покровом, застилали всё вокруг. И саму песочницу, и две опрокинутые деревянные скамейки, и накренившийся диск карусели. Который, совсем перестав скрипеть под их нежной тяжестью, последний раз вздохнул протяжно-дребежаще – и замер до следующего лета. И только неугомонные качели продолжали, раскачиваясь от прикосновения холодных ладоней ветра, сбрасывать с себя падающие с деревьев листья… Приходящие дожди только уплотняли это лиственное одеяло – и звуки доносились до куколки все глуше и глуше. И просыпалась она всё реже и реже. А вскоре после того, как первые хрустальные снежинки с невесомо-неслышным звоном стали ронять свои узорчатые осколки на умершие листья, куколка заснула окончательно…

Ей снилось ласковое доброе солнце, мягко греющее сквозь сумеречно-зелёный полог раскидистых клёнов.

Высокая трава.

Зацепившийся за верхушку длинного стебля клочок прозрачной паутины – он, как флаг какого-то маленького травяного государства, развевался от малейшего дыхания тёплого ветерка.

Снились летние запахи, переходящие в упоительный аромат после лёгкого короткого дождика. Снились детские голоса. И голоса их пап и мам, дедушек и бабушек. Гавканье собак и мяуканье кошек. Снились огромные небесно-голубые глаза девочки на веснушчатом лице. Глаза эти глядели сквозь стебельки травы на куколку с таким восхищением и нежностью, что самой куколке, наперекор сну, захотелось вдруг снова увидеть их, и эту девочку, и траву, и весь мир вокруг…

Но сон почему-то не отпускал её. Он вдруг стал тяжелым и влажным. В нём стало так неуютно и страшно, что куколка изо всех своих крохотных кукольных силёнок стала выкарабкиваться из него. Стараясь побыстрее вырваться из этого сна. Из своего чёрного беспросветного и глухого плена…

– Анька, гляди, что я нашёл! – Солнечно-рыжий босоногий мальчуган в изгвазданных зелёным травяным соком шортах и жёлтой майке склонился над чем-то в самом углу песочницы.

Веснушчатая девочка в лёгком голубеньком сарафане, ловко соскочив с качелей, вприпрыжку подбежала к мальчишке.

– Ну, что ты там откопал ещё? – спросила она у него. – Своего потерянного прошлогоднего солдатика, что ли?

– Во, смотри… – и рыжий протянул ей что-то на ладони.

Девочка увидела перед собой лаково-чёрный, с прилипшими песчинками, лёгкий цилиндрический пенальчик с откинутой крышечкой на конце. Пенальчик был не больше её мизинца.