Владимир Латышев - Беседы с Софией

София, посмотрев несколько секунд на новых соседей, повернулась всем телом в мою сторону и заявила:

– Мне они не мешают. А ты можешь говорить?

Я признался, что предпочел бы свободную скамейку, но поскольку вблизи таковых не видно, могу и так.

– Мы уже упоминали сегодня материнский инстинкт, который постепенно преодолевается по мере формирования истинно человеческого чувства к взрослеющему ребенку. Любовь между мужчиной и женщиной тоже, естественно, связана с природной предпосылкой, выражающейся, как ты понимаешь, во взаимном сексуальном интересе.

Я немного помолчал, подыскивая слова и усаживаясь поудобней.

– Огромная культурная проблема сегодня состоит в том, что…

– Подожди! Позволь я попробую угадать, что ты собираешься сказать.

София взяла меня за руку, словно удерживая таким образом от продолжения.

– Проблема в том, – решительно начала София и тут же немного смутившись, добавила, – я думаю,.. эта проблема состоит в том, что сексуальное влечение, которому подчиняется животное, всё больше руководит поведением современных людей. Люди вообще забывают, что мужчину и женщину может объединять что-либо кроме секса и денег. Или я не права?

С решительно приподнятым подбородком над тонкой, ещё детской шейкой и вспыхнувшими воинственным пламенем глазами моя племянница напомнила мне молодой зелёный побег, пробившийся сквозь грязь и бетон и тянущийся к свету, в который он верит, но до которого так далеко…

София оглянулась назад, и не увидев парочки, которая успела удалиться, облегченно вздохнула.

– Влад, – тихим и совсем уже не воинственным голосом спросила она, – как же так случилось, что настоящая любовь умерла в нашем обществе?

Я постарался сохранить спокойствие, хотя бы внешне.

– Что ты, София! Она, конечно, не умерла. Это было бы не только ужасно, но смертельно для всех, для нашего «Мы». Способность любить, а значит готовность к самопожертвованию ради любимого человека, это истинная основа человеческого способа жизни. Да ты, мне кажется, и сама это уже понимаешь. Только голос любви способен по-настоящему пробудить сознание человека, и только в пространстве любви, связывающей всех близких людей, может нормально развиваться ребенок, упорно подчиняя себе собственную природу. Именно так, с помощью других людей, ребенок побеждает в себе как жестокость зверя, так и животную форму сексуального поведения. Самец, глядя на отца, превращается в сильного и благородного мужчину, а самка в прекрасную и обязательно мудрую женщину, мечтающую стать матерью.

К сожалению, мир сегодня переживает тяжелейший культурный кризис, когда меняется способ жизни людей. Но как бы не стремились нынешние властные собственники подчинять себе Человека, заползая со своей расчетливостью и примитивной моралью в самые интимные уголки его жизни, им не победить и не уничтожить настоящую любовь.

Разрушение семьи, в том числе с помощью этих брачных договоров, утрата традиций семейных и вообще человеческих отношений – наносит смертельные раны нашему обществу, нашему слабеющему «Мы».

Я не хочу говорить про деньги и современное ростовщичество, прибыль, торговлю и прочие атрибуты новой жизни, в которой человеку доброму и честному, достойному и любящему беззаветно уже не остаётся места. Не хочу говорить, потому что не хочу верить самому себе. И ты не верь, потому что любовь и добро всё равно победят.

Я понимал, что сказал совсем не то и не так, как было нужно, что девочка ждала поддержки, а не бессильной жалобы старшего. Но я не мог остановиться, пока не договорил. Потому, что я не мог врать Софии, потому что я слишком уважал и любил этого маленького, но уже такого большого человека.

Если бы меня спросили, люблю ли я осень, то в такой день, мрачный и серый, насквозь пропитанный ледяной сыростью, я бы наверное сказал «нет». Да и как ещё отнестись к этим пронизывающим порывам ветра, хлещущим тебя по щекам, несмотря на поднятый воротник куртки. А ведь несколько часов назад, когда я шел в библиотеку, солнце было тёплым, а редкие облака белыми и лёгкими.

– А ты чего без зонтика, – раздался рядом голос племянницы, – и без кепки любимой?

– София! Ты-то откуда в такую жуткую погоду? Неужели из школы так поздно? Когда в обед я вышел из дома, было ещё лето, вот я и оделся соответственно.

Обмениваясь малозначительными фразами, мы скоро добрались до нашего дома. Кирпичный, построенный ещё в дореволюционные годы, он все ещё выглядел крепким и надежным на своем высоком, в пол-этажа цоколе. Укрывшись на маленьком тесном крыльце, мы некоторое время наблюдали за усиливающимся дождём и набирающим силу потоком воды, вытекающим на улицу из узкого двора.