Игорь Евтишенков - Римская сага. Битва под Каррами

– Я везу из назад, в город, – стараясь оставаться спокойным, ответил Лаций.

– Это мои рабыни. Я купил их у Публия Красса! Вот свидетель, – Лабиен махнул в сторону центуриона.

– Публий не мог их продать. Он их не покупал. Это – не его рабыни, – Лаций продолжал ехать дальше, как ни в чём не бывало.

– Отдай их мне, иначе…

– Не надо кричать, Лабиен. Я тебя хорошо слышу. Ты говоришь, что заплатил. Сколько? – спросил он.

– Триста сестерциев, – не моргнув глазом, ответил тот.

– Я верну тебе эти деньги перед вечерним караулом, если ты не врёшь.

– Я не продаю их. Мне не нужны деньги.

– Хорошо, попробуем по-другому: сколько ты хочешь? – предложил Лаций.

– Я не продаю их! Ты, что, не слышал? Или безродные легаты теперь имеют право на произвол в римской армии? – дерзко бросил Лабиен. Его лицо скривилось в презрительной гримасе, и он ждал ответного оскорбления. Он был уверен, что Лаций не станет спорить с двумя вооружёнными всадниками, и положил руку на меч, чтобы припугнуть его. Лаций повернул голову и оценил расстояние. Центурион Геренний тоже взялся за меч и приблизился к повозке. Лацию хорошо был виден шрам у него на шее. Широкая, рваная линия проходила от левого уха до противоположной ключицы, как будто кто-то хотел отрубить голову вместе с рукой, но лишь порвал кожу. Шрам резко выделялся своей белизной на тёмной коже центуриона, и за это его прозвали «молнией».

В это время девушки, дрожа от страха, жались друг к другу в повозке.

– Он не купил нас, – донёсся оттуда негромкий голос. Видимо, кто-то из них понимал, о чём они говорят. Лаций даже не пошевелился. Он продолжал внимательно следить за движениями центуриона Геренния, которого считал более опытным и опасным противником, чем Лабиен.

– Скажи свою цену, или тебе придётся второй раз искупаться в море вместе с лошадью, – с угрозой в голосе произнёс он. – Только теперь это будет море твоей крови, – короткий нож выскользнул из-за пояса и привычно лёг в руку. Постукивая рукояткой о колено, Лаций ждал, прикидывая, стоит ли кидать его в лошадь или сразу в ногу Гереннию, если тот попытается приблизиться. Но перед этим стоило напомнить зарвавшемуся легату о его прошлой ссоре с Варгонтом. Тот не сразу понял, о чём идёт речь, но потом лицо его вспыхнуло, он натянул поводья, конь дёрнулся и чуть не встал на дыбы. – Ну? – поднял вверх брови Лаций. – Ты, кажется, всё понял? Нож летит быстрее, чем ты думаешь.

Центурион сдал назад и начал что-то объяснять легату тихим голосом. Было видно, как сильно напряглись у него на шее жилы и быстро задвигалась обычно неподвижная челюсть. Потом Геренний нахмурился и покачал головой. Его новый друг остался недоволен услышанным. Лицо Лабиена пылало от гнева, но центурион покачал головой ещё раз и отъехал в сторону. Через какое-то время легат принял решение.

– Шестьсот сестерциев. И прямо сейчас, – дрогнувшим голосом произнёс он. Было видно, что эти слова дались ему с трудом, потому что он не собирался уступать, но, видимо, Геренний успел объяснить, почему Лаций держит нож за лезвие и что будет дальше, если тот бросится на него с мечом. Лабиену ничего не оставалось, как согласиться.

– Получишь вечером, если не соврал, – похлопав рукояткой по ладони, ответил Лаций и потянул лошадь влево. Старый мерин дёрнул повозку и поплёлся следом. Колёса снова запели свою унылую скрипучую песню, с каждым поворотом всё больше и больше удаляясь от двух всадников. Лабиен остался справа, и Лаций какое-то время следил за ним краем глаза, но потом расстояние увеличилось и легат пропал из виду. Повернуться – означало показать свою неуверенность. Этого Лаций позволить себе не мог. Он опустил голову на грудь и какое-то время ехал молча, внимательно прислушиваясь к звукам за спиной. Однако там не было слышно ничего, кроме скрипа повозки.

– Они уехали, – раздался вдруг чей-то тонкий голос. Он резко повернулся и увидел большие чёрные глаза, смотрящие на него из-под накинутой на голову ткани, широкие брови и длинный нос с горбинкой. Особенно запомнились ему трепещущие от страха тонкие ноздри красивого носа. У этой девочки было необычное лицо, и она явно отличалась от местных жителей своей внешностью. – Они уехали, – повторила она. Лаций оглянулся и увидел спины двух удалявшихся всадников. Улыбка невольно тронула его губы, и он ответил:

– Ты – хорошая девушка. Как тебя зовут?

– Эриния.

– Молодец Эриния, поехали. Там вас отец ждёт.

Увидев своих дочерей, несчастный Аарон расплакался, как ребёнок. Старое лицо вытянулось вниз подобно высохшему финику, и по изборождённым морщинами щекам потекли крупные слёзы. Он долго всех обнимал и целовал в лоб. Мать вела себя более сдержанно. Обняв детей, она никуда их не отпускала, и они жались к ней, как маленькие гусята к гусыне.