– О-о!.. – мечтательно протянул Павел.
– Вот видишь! Тебе тоже это близко.
– Мне приятно, но не близко. Я не видел всё это своими глазами. Я видел Рим глазами друзей и врагов, которые каждую ночь обворовывали меня во сне…
– Прости, я понимаю, – покачал головой Лаций.
– Но это хорошо, что у тебя есть цель. Великая цель! Значит, ты не сдался на милость Фортуны.
– Нет, не сдался. Цезарь всегда говорил, что судьба пленных не берёт. Но чем больше я ей противлюсь, тем дальше она меня уводит. А ведь дальше идти некуда! Зачем Фортуна гонит меня в пропасть? Как будто я сам своими руками отталкиваю себя от Рима!
– Как ты сказал! – почмокал губами Павел Домициан, как бы пробуя на вкус слова друга. – Красиво. Ты знаешь, мне кажется, что сидеть на земле, тут, на краю пропасти, как ты сказал, лучше, чем лежать под Каррами. Мы живы. И это хорошо. По крайней мере, ты можешь надеяться на милость богов, а тысячи твоих товарищей – нет.
– Ты со мной разговариваешь, как мать с ребёнком, – впервые за долгое время улыбнулся Лаций.
– Нет. Просто не знаю, как тебе объяснить это… Ветер подхватывает большие и малые камни, несёт их вдаль. Иногда самые тяжёлые летят дальше всего.
– Ты опять за своё? Я не камень…
– Нет, просто я чувствую, что мы идём правильно. Впереди нет смерти. Есть какая-то тяжесть, но не смерть… Слушай, может, тебе надо найти женщину? Вот, смотри, Атилла не страдает, как ты. Или верного юного спутника?
– Юношу? Ты шутишь? Нет… не хочу. А с женщинами пока душа не лежит. Пустота внутри. Рим ещё ближе кажется. А на самом деле, всё дальше… Как быть? Ты говоришь, женщины. Какие? Эти? Выучить язык варваров, чтобы забыть свой? У них же половины слов нет. Атилла сам говорил, что часто греческие и римские употребляет. И что мне с такой женщиной делать? Смотреть, как она будет рожать мне детей? Эх… Ты не видел Эмилии. Тогда бы ты всё понял, – с сожалением добавил он.
– Это, случайно, не вторая дочь сенатора Мессалы Руфа от второго брака?
– Откуда ты знаешь? – опешил Лаций, глядя, как Павел Домициан с самодовольной улыбкой смотрит своими белёсыми глазами куда-то вдаль.
– Мне посчастливилось однажды петь в её доме. Я до сих пор помню запах розового масла, кардамона, миндаля и ещё чего-то божественного, как вино богов.
– Ты когда-нибудь видел розы или цветы?
– Нет, но нюхал и трогал ещё в детстве. Для меня этого было достаточно, чтобы запомнить на всю жизнь. В тот вечер Эмилия сделала мне божественный подарок. Она сказала, что мой голос очаровал её, и оставила с одной из своих рабынь на всю ночь. Я до сих пор помню её имя.
– Не может быть! – искренне удивился Лаций. Он не думал, что в этой жизни осталось ещё что-то способное его удивить, но слепой друг сумел это сделать.
– Её имя означает яркий огонь… Она была, как… настоящий огонь!
– Только не говори, что её звали Аония, – осторожно сказал он.
– Да, откуда ты знаешь? – наивно спросил Павел.
– О, боги… – прошептал Лаций, подняв глаза к звёздному небу. – Всё в ваших руках. Но почему так беспощадно?..
– Что ты там шепчешь? – продолжая улыбаться, переспросил слепой.
– Прости. Я не хотел этого говорить, но её больше нет в живых. Её убил Клод Пульхер.
– Клодий Красавчик? Неужели?.. Но за что? – на бледном лице Павла застыла скорбь.
– Всё из-за моего медальона. Это – долгая история. Она отказалась его отдавать. Он отрубил ей голову.
– Нет, этого не может быть… Это же Рим! Как он мог?
– Мог. Там ещё и не такое может быть. Но его самого убил Тит Анний. Так что он получил по заслугам.
Они ещё долго сидели, вспоминая прошлое, и Лаций впервые рассказал Павлу Домициану о своей любви к Эмилии и её поездке в Азию. А тот, в свою очередь, поведал ему о том, как ослеп в возрасте пяти лет и с тех пор скитался по всем провинциям Римской республики вместе с нищими артистами. Там он выучил много языков и песен. Однажды произошло чудо – он встретился со своим братом, и тот оставил его у себя, чтобы развлекать клиентов, которые приходили заказывать обувь. Так слепой певец оказался в Риме. На Суббурской улице.
– Не сдавайся, друг мой. Вместе мы сильнее их. Как скала. Боги помогут нам, поверь мне, – увещевал его Павел Домициан.
– Не знаю… Может, ты и прав. Но если бы они только дали мне знак, – с досадой ответил он.
– Какой знак тебе нужен? Мы сидим на земле, рядом ничего нет, ни людей, ни птиц. Какой знак ты ждёшь? – в голосе слепого певца прозвучала ирония.
– Обычно это знак неба, – ответил Лаций.
Читать дальше