– Ты все же оказался лучше, чем я о тебе думала, – шепнула она ему на ухо.
– Да пошла ты! – буркнул он и отвернулся.
На душе у Лесуна стало так тоскливо. Ему захотелось все вокруг ломать и крушить. Он вынул из пачки, лежавшей на пюпитре, сигарету, размял ее пальцами, щелкнул зажигалкой. Сделав несколько затяжек, положил ее сверху на сигаретную пачку и стал бросать исподлобья взгляды на окружавшие его предметы. Глаз зацепился за шестиструнную гитару, которую Кулиш зачем-то всегда возил с собой (говорил, что это его талисман). Лесун схватил гитару за гриф так, что слегка скрипнули, как от боли, струны, приподнял ее, но этот жест увидел Федор и понял, что сейчас он может лишиться своего талисмана. Как можно спокойнее, Федор произнес:
– Э-эй, струны не порви!
Спокойный тон друга отрезвил Лесуна. Он глянул на него, скривил губы в грустной улыбке, еще раз затянулся сигаретой, положил ее на то же место, поднял ногу на стул, положил на поднятую ногу гитару и из его сердца полились экспромтом слова:
– Печаль-тоска меня заела:
Ну почему, ну почему?
Кому ко мне какое дело,
Я не пойму, я не пойму.
Летит над миром звук набата,
Церковный звон, церковный звон;
Мы пред тобой не виноваты —
Ни я, ни он, ни я, ни он.
Когда была со мною рядом
Однажды ты, однажды ты,
красуясь утренним нарядом,
цвели цветы, цвели цветы…
Федор удивился этому порыву друга – за более чем пятилетнее знакомство, с Лесуном случилось такое впервые. Подошедший директор хотел было о чем-то спросить Федора, но тот решительно замахал руками и приложил указательный палец к губам. Присоединились и двое других участников группы. Все стояли молча и слушали неожиданно тихий и проникновенный голос, без привычной хрипотцы, своего бас-гитариста. А Лесун пел, глядя в пол, ни на кого не обращая внимания.
– И птицы жалобно не пели,
Летя на юг, летя на юг.
Моих забыла неужели
Касанья рук, касанья рук?
Печаль-тоска меня заела
Не в добрый час, не в добрый час.
Я не могу, чтоб так смотрела
Судьба на нас, судьба на нас.
Изменит все ж свое обличье
Суровый рок, жестокий рок,
Всё будет вновь у нас отлично,
Дай только срок, дай только срок.
Шумилов ехал не спеша. По городу он никогда не ездил быстро, старался не нарушать правила дорожного движения. Когда-то, когда он только начинал ездить на машине, с ним случилось неприятность – он тогда любил гонять, как заправский гонщик, не обращая внимания на «зебры» и пешеходов, переходящих дорогу в неустановленных местах, и однажды на мокрой дороге не смог справиться с управлением и, увидев в нескольких метрах от себя, как потом оказалось, пьяного мужика, медленно, пошатываясь, да еще и по диагонали, пересекавшего мостовую, резко нажал на педаль тормоза и вывернул руль вправо, стараясь его объехать. Но машина не послушалась и выскочила на тротуар рядом со столбом освещения. К счастью, никого из пешеходов не задел, но крыло прилично помял. Когда опомнился, выскочил из машины и, прежде чем звонить в ГИБДД, схватил за шиворот мужика, дотащил его, барахтающегося, до машины и швырнул в салон на заднее сиденье, дожидаться приезда гаишников. Тогда он, что называется, отделался легким испугом, зато взял себе за правило ездить по городу не больше семидесяти километров. Конечно, он понимал, что и семьдесят – не шестьдесят, но, во-первых, за это не штрафуют, во-вторых, на этой скорости машина вполне управляема.
Он прямо из Академии туризма ехал к Екатерине, которая впервые пригласила его к себе домой, объяснив, что дочери два дня не будет – на выходные уехала на какой-то фестиваль в Тверскую область (уж не на рок-фестиваль ли «Нашествие», почему-то подумалось Шумилову). Купив пышный букет роз, бутылку своего любимого розового шампанского и фруктов, Шумилов думал о том, как быть – он совсем запутался. Он искренне любил Светлану, еще наивную, но преданную ему девушку, которая ради него даже готова была отказаться от рок-карьеры. Особенно, после разборок с ним Лесуна с Федором. Но и к Екатерине он привязался всей душой. Эта уже опытная, повидавшая многое женщина, состоявшаяся бизнес-вумен, родила в нем совершенно новые чувства. Он чувствовал, что их связало нечто большее, чем Шумилова со Светланой, но как именно описать это чувство, он не знал. Он даже пытался обнаружить в обеих женщинах что-то общее, роднящее их, ему казалось, что так ему станет легче. Как ни странно, сходство он нашел в слегка оттопыренных ушах обеих. Но это у него вызывало лишь саркастическую улыбку. Он понимал, что вечно так продолжаться не может, ему нужно будет сделать выбор. (На одной жениться, другую оставить в качестве любовницы – хмыкнул он. – А еще лучше начать жить шведской семьей.)
Читать дальше