Евгения Кобальт - Произвол

– Его зовут Сергей Загорский, – нехотя промолвила я. – Он помощник секретаря Экономсовета. Милый, веселый, все время привозит какие-нибудь подарки. Правда, он старше меня почти на пятнадцать лет, ну да разве это преграда? У нас и с тобой есть какая-то там разница в возрасте. Все это пустяки! Не бери в голову.

Пока Андрей слушал меня, то смотрел куда-то в сторону – на реку, в траву, на парящего в небе огромного ворона. Возможно, он и не слушал вовсе, раз ни единый мускул на его лице не дрогнул. Он был так красив с этими его добрыми, слегка грустными глазами, с этими его ямочками на щеках и стройным телом!

Несколько минут мы оба гадали, как попрощаться, как поставить точку. А пока в тишине громко пели птицы, шелестели деревья, стрекотали кузнечики. Дунул ветер, и подол платья в цветочек стал хлопать о мои икры. Волны с тихим плеском ударялись о берег.

«За считаные месяцы мы стали друг другу самыми близкими на свете, – поражалась я, остекленев. В ушах у меня стучало. – И вот расстаемся безэмоционально, неловко, как дальние родственники, которые видятся раз в год».

Я могла бы предложить ему дружбу. Моя подруга Ася говорила, так часто поступают, когда отказывают поклонникам. Но я боялась, что он согласится. Боялась, что однажды окликнет на улице, наберет наш домашний номер, чтобы справиться о делах, пригласит на ни к чему не обязывающую прогулку или, чего доброго, сообщит мне о своей женитьбе.

– Значит, ты уверена?.. – смиренно переспросил Андрей, и я остро почувствовала приближение финала. Это когда внезапно обваливается тоска и, засыпав тебя с горкой, душит своей тяжестью.

– Да, – отозвалась одними губами.

Андрей засунул руки в карманы брюк. Я едва не бросилась к нему на шею, умоляя забыть ту чепуху, которую только что нагородила, но в последнюю долю секунды удержалась от прыжка через бездну. Поздно – противоположный берег был слишком далеко.

– Прощай, Нина, – сказал Андрей отрешенно.

Он напоследок внимательно изучил меня, словно хотел сохранить образ в памяти. Взор его задержался на моих темно-карих глазах, круглых щеках и женственно очерченных губах, затем поплыл по телу. Я была высокой, слишком высокой для девушки, и порой комплексовала из-за своего роста, чувствуя, что молодым людям не по себе, когда они глядят спутнице в подбородок; Андрея же моя высота никогда не смущала – почти двухметровый парень возвышался надо мной на полголовы и наслаждался нашим «равенством». Ему гигантизм всегда был на руку. Мало кто из соседских мальчишек и однокашников решался бросить вызов столь массивному ребенку.

Он все смотрел на меня, думая о своем; он будто трогал меня глазами. Я обхватила себя руками в необъяснимом порыве укрыться.

– Прости, – пролепетала я.

Он не проронил ни звука.

Опустошенная, разбитая, ограбленная, я пошла домой, медленно поднимаясь по холму. Я не оборачивалась. Добралась до ворот спрятанной в чаще дачи и закрыла за собой калитку.

Куря папиросу «Герцеговина Флор» и вальяжно развалившись в плетеном садовом кресле, на террасе поджидал отец. Его густые черные волосы сегодня волнились из-за прошедшего ночью ливня. В шевелюре поблескивала седина, хоть Мария и старалась зачесать ее так, чтобы серебристых волосков не было видно. Золотистое лицо, как обычно, было чисто выбрито, холщовые брюки и хлопковая рубашка безукоризненно выглажены.

– Кончено, наконец? – спросил папа с облегчением, словно весь день таскал тяжелые бревна и вот скинул с плеч последнее.

– Ты выполнишь свою часть уговора? – проскрипела я осипшим голосом. – Не натравишь на Андрея чекистов?

Отец нахмурился, не одобрив моих формулировок, – притворился, будто бы уговор звучал иначе. Он переложил пачку, выпустил изо рта табачный дым и прочистил горло, поерзал в кресле, усевшись поудобнее. В общем, всячески выкраивал время на размышления, растягивал паузу.

– Разрешите, товарищ генерал-майор!.. – козырнув, протрубил капитан Красильников, появившийся из дома.

– Не сейчас, – махнул рукой папа, и комендант немедленно ушел.

– Ты оставишь его в покое?! – вспылила я, перейдя на крик. Нервы у меня расшалились мама не горюй.

– Разумеется, если щенок больше не подойдет к тебе, мне не нужно будет принимать вынужденных мер, – спокойно пробасил он, выделив слово «вынужденных».

Я прокручивала в мыслях разрыв с Андреем – снова, снова и снова. Воспоминания плясали, то бледнея, то проступая в моем сознании яркими красками. Я будто бы смотрела кино, хаотично перещелкивая сцены, и единственное, что неизменно оставалось на экране, – каменное лицо, не выражающее ровным счетом никаких эмоций. Слова, жесты, мимика мелькали, сменяли друг друга, а на заднем плане тем временем полупрозрачным призраком парила эта жуткая, незнакомая мне отстраненная маска.