Евгения Кобальт - Произвол

И хотя я явно чем-то пленила его, на танцплощадку он не выходил – общался в углу с приятелями, в чисто мужской компании. Видно, застенчив, сообразила я и дала ему несколько минут, расположившись на скамейке вдали от девочек. Подруги, кстати, выбора моего не одобрили. Скучный, правильный до неприличия, нерешительный – таков был их беспощадный приговор, бегло составленный по первому впечатлению. Девочкам больше приходился по душе Никита Терентьев, кичливый, задиристый юноша, носивший модный твидовый костюмчик. Он был сыном директора кондитерской фабрики.

Но меня не покидало чувство, будто в клетчатом что-то есть, что-то такое, чего нет у пустышки Терентьева и никогда у него не будет. Я просидела на скамейке одна-одинешенька три танца подряд, словом ну очень долго, и все же парень так и не сподвигся подойти ко мне. Разиня! Он продолжал стоять среди своих, засунув руки в карманы брюк, да еще и трусливо отворачивался, когда я отвечала на его задумчивый взор своим вопросительным.

Он направился на улицу! Он уходил! Пришлось взять инициативу на себя. Я нырнула вслед за ним, пробираясь сквозь гудящую толпу.

– Прошу прощения! – крикнула ему.

Парень обернулся и, увидев меня, пришел в замешательство, аж потерял дар речи. Похоже, не привык, чтобы девушка делала первый шаг сама. За нашими спинами кружились пары. Я с удовлетворением отметила про себя, что вблизи он был еще более хорош собой. От него исходило какое-то уютное тепло, не имевшее ничего общего с температурой тела; в мужественных чертах угадывалась мягкость, а в сильных руках – нежность, и создавалось ощущение, будто мы знакомы сто, нет, тысячу лет, просто до сего дня не знали имен друг друга.

В отличие от этого тихони, я не привыкла телиться, поэтому быстро собралась с духом и расплылась в своей самой обезоруживающей улыбке. По крайней мере, я считала именно так.

– Вы прекрасно танцуете, я прямо-таки не могу вами налюбоваться, – выпалила я прежде, чем подумать. – Можно пригласить вас на медленный танец?

Молчал. Да с таким непроницаемым лицом, что я чуть не прыснула, но вовремя сдержала порыв смеха. Веселье сдала разве что подпрыгнувшая бровь. Уж не перепугала ли беднягу своим напором? Однажды в новогоднюю ночь я наспех поцеловала в губы сына папиного коллеги. Казалось бы, пустяк, праздничный угар, однако моя строгая матушка тогда чуть не лопнула от возмущения. «Воспитанные девушки не ведут себя столь вызывающе», – отчитывала она меня, тряся в воздухе указательным пальцем с заостренным ноготком.

Вдруг мой горе-поклонник подыграл. Выпрямившись, он насмешливо усмехнулся.

– Сожалею, все танцы у меня расписаны, – сказал он, и его глаза очаровательно засияли. – Но ради красивой дамы всегда можно найти свободную минуту.

После нескольких свиданий мы стали встречаться каждый день. Ему было 27, мне 18, и разница в возрасте нас обоих нисколько не смущала. Ему оставалось учиться в Московском инженерно-строительном институте 1 1 Такое название носил Московский государственный строительный университет с 1933 по 1993 год. им. В. В. Куйбышева год, у меня же с сентября только начиналась студенческая пора. Я хотела поступить в Московский институт изобразительных искусств 2 2 С 1948 года этот вуз носит название Московский государственный академический художественный институт им. В. И. Сурикова. , но папа настоял на том, чтобы я выбрала филологический факультет МГУ.

Нас не останавливали ни проливные дожди, ни слякоть, ни испепеляющая жара, ни его учеба в вузе, ни моя подготовка к вступительным экзаменам. Мы гуляли по городу, ели мороженое в кафетерии, перебирали друг другу пальчики в кинотеатре, катались на колесе обозрения в парке Горького, ходили в цирк и на концерты. Даже в самые загруженные дни мы вырывали хотя бы полчасика. Могли пересечься на переменах между лекциями, могли свидеться, пока я с нашей экономкой Марией ходила по магазинам.

Мария занимала особое место в семье Адмираловых. Официально она числилась в НКВД, формально – ведала хозяйством у прокурора. На самом же деле она была отцовой любовницей. Почти сразу после смерти мамы от почечной недостаточности Мария начала жить с нами. С тех пор прошло три года.

Стыдно признаться, но сначала я не принимала ее как члена своей семьи. Пришла, видите ли, устроилась, как дома! Я сердилась на папу, что он нашел себе новую женщину, к тому же так скоро, запросто, словно сменил одну рубашку на другую. И втихомолку ждала, когда Мария осмелится заявить о правах хозяйки дома. Мне было что ей ответить.